Красный Франкенштейн. Секретные эксперименты Кремля

В кремлевских коридорах почувствовали, что врачи могут быть не только спасителями, но и тихими палачами. Партийным идеалистам тогда хватило смелости устроить расследование. Под их давлением 3 ноября 1925 года «Правда» опубликовала заключение об операции, имевшее несколько туманных пунктов. «29 октября 1925 года у т. М.В. Фрунзе в больнице имени Боткина проведена операция профессором В.Н. Розановым, при участии профессора И. Грекова, профессора А. Мартынова и доктора А.Д. Очкина. Операция произведена под общим наркозом, длилась 35 минут. При вскрытии брюшной полости обнаружены диффузное увеличение привратника и небольшой рубец в начале 12-перстной кишки, по-видимому, на месте зажившей язвы. Больной трудно засыпал и оставался под наркозом один час пять минут».

Патологоанатом Абрикосов, производивший вскрытие, оставил без ответа вопрос, почему и как возникла сердечная недостаточность, приведшая больного к смерти.

Возмущенное Общество старых большевиков потребовало расследования и объяснений со стороны номенклатурных чинов. Казалось, соратники Ленина найдут виновника смерти товарища Фрунзе. Тогда же, в ноябре 1925 года, состоялось заседание правления Общества старых большевиков, на которое был приглашен нарком здравоохранения Семашко для выяснения обстоятельств, связанных с кончиной руководителя Красной армии. Глава советской медицины откровенно признал: единственной причиной смерти пациента было неадекватное проведение наркоза. На размышление наводило и то, что и больной, и врачи были против поспешной операции, но на ней настаивала Лечебная комиссия ЦК, о деятельности которой наркомздрав высказался негативно32.

Возможно, прав был бежавший на Запад секретарь Сталина Борис Бажанов, утверждавший, что эта история была делом рук его коллеги – секретаря Иосифа Виссарионовича по темным делам Григория Каннера.

«Я посмотрел иначе на все это, – вспоминал он, – когда узнал, что операцию организует Каннер с врачом ЦК Погосянцем. Мои неясные опасения оказались вполне правильными. Во время операции хитроумно была применена как раз та анестезия, которой Фрунзе не мог вынести. Он умер на операционном столе, а его жена, убежденная в том, что его зарезали, покончила с собой»33.

Таинственные организаторы смертельной операции Григорий Каннер, Погосянц и упоминавшийся выше Обросов не переживут эпохи великого террора. Им уже уготованы стандартные обвинения в «участии в контрреволюционной террористической организации» и «провокаторской деятельности». Нежелательные свидетели должны были уйти в мир иной.

А вот исполнитель – Очкин, проводивший наркоз, ученик Розанова, – переживет своих благодетелей. На анестезиологе лежала прямая ответственность за смерть Фрунзе. Но этот врач должен был остаться вне подозрений. Больше того, в 1937 и 1938 годах он отличился тем, что опубликовал в «Правде» и «Медицинском работнике» разоблачительные письма, требовавшие от органов НКВД политических казней «дипломированных убийц», своих же вчерашних коллег-врачей34.

Скандальность ситуации с Фрунзе деморализовала Розанова настолько, что «хирург лучший» решил подать в отставку. Но ни Сталин, ни другие кремлевские функционеры не желали потери ценного врача. К Розанову в Боткинскую больницу приезжал глава Совета народных комиссаров Алексей Рыков. Ему удалось успокоить и переубедить доктора – Владимир Николаевич отменил свое эмоциональное решение. Такая забота власти о враче говорила об особом доверии: ему прочили пост заведующего хирургическим стационаром кремлевской больницы на улице Грановского. Там предполагали сделать надстройку одного из корпусов и разместить будущее хозяйство Розанова. В стационар должны были войти три отделения: общей хирургии, отоларингологии и гинекологии. Примечательно, что отделение общей хирургии должен был возглавить Алексей Очкин, на котором лежала основная ответственность за смерть наркомвоенмора.

И ровно два месяца спустя после печально окончившейся операции Михаила Фрунзе, 29 декабря 1925 года, Розанов вместе с директором больницы Молоденковым отправляет в Институт экспериментальной эндокринологии специальное уведомление: «В ответ на № 2022 Боткинская больница сообщает, что ей желательно иметь на год количество обезьян до 50 штук. Породы желательно более крупные: гаймандрины [8] , павианы, хотя бы 2-х шимпанзе. Обезьяны нужны для экспериментов над ними и для трансплантации желез внутренней секреции людям»35.

Этот документ находится в подборке документов об экспедиции Иванова в Африку. Кирилл Россиянов в статье «Опасные связи»36 пишет: «К тому же эти средства начали отпускаться лишь после того, как правительство приняло в сентябре 1925 года решение о финансировании экспедиции Иванова. Поэтому мы не можем согласиться с О. Шишкиным, полагающим, что, создавая питомник, советское правительство было прежде всего заинтересовано в получении желез обезьян для операций омоложения. Нет также абсолютно никаких данных о заинтересованности в подобных операциях кремлевских “верхов” (“членов политбюро”, как пишет Шишкин)…»