Она смогла бы аккумулировать государственные деньги и развернуть подготовительную работу. Вообще-то идея создания обезьяньего питомника была предложена еще в 1923 году наркомом здравоохранения Николаем Семашко. В то время он уже склонялся к версии преждевременного старения еще живого вождя мирового пролетариата. Но советская верхушка отнеслась к ней несерьезно. И прозевала смерть вождя. Теперь нарком мог взять реванш.
Появление спустя два года после смерти вождя профессора Иванова поставило все на свои места. Нашелся, наконец, ученый-революционер, добытчик обезьяньего материала, физиолог и ученик Ивана Павлова, одновременно и крупный зоотехник, и эволюционист, и сторонник Дарвина. Профессор был фигурой, которая устраивала всех.
Как только Иванов отправился в командировку, делом организации питомника занялся заместитель директора Института экспериментальной эндокринологии Тоболкин. 5 октября 1925 года в Наркомздрав на утверждение поступила смета эндокринологического института на 1925/1926 год. В программе действий научного учреждения имелось несколько примечательных пунктов: «6) Организовать питомник обезьян, использовав помещение института, как для работ института, так и для других институтов НКЗ и Мосздрава, причем деятельность будет направлена вначале на приобретение мелких обезьян, и подготовить проекты для открытия питомника обезьян на юге/Батуме/для акклиматизации обезьян, разведения их путем скрещивания между особыми обезьянами и искусственным оплодотворением спермой человека»1.
Вдохновленный оперативностью своих коллег из руководства института, Тоболкин отправился на Черноморское побережье Кавказа и, рассмотрев несколько вариантов, выбрал территорию неподалеку от столицы Абхазии Сухуми. 7 декабря 1925 года замдиректора выступил на совещании по организации питомника, которое вел сам нарком здравоохранения Семашко. Рассказывая о своем путешествии, Тоболкин перечислил ряд мест, где можно устроить обезьяний питомник, и рекомендовал остановиться на расположенной в окрестностях Сухуми бывшей даче врача Остроумова рядом с горой Трапеция. Территория представляла собой закрытое горами пространство, выходившее к морю. Идея была поддержана, а 25 сентября 1926 года Тоболкину предложили отправиться во Францию и Германию. Нарком здравоохранения Семашко очень спешил. Он не жалел средств на поездку эндокринолога. В протоколе совещания записано: «Поручить помощнику директора Тоболкину во время заграничной командировки обследовать питомники обезьян и приготовить сметы для содержания обезьян в лаборатории, в Москве при Институте экспериментальной эндокринологии»2.
2
Планы секретных экспериментов не подлежали оглашению. Но тем не менее они должны были быть профинансированы, и деньги требовалось найти немедленно.
5 октября 1925 года всемогущий Институт экспериментальной эндокринологии послал народному комиссару здравоохранения Николаю Семашко утвержденную смету расходов на 1925/1926 финансовый год. Расходы распределялись следующим образом:
«…по:
1) Госбюджету 98 700 р. и 23½ штатных единиц.
2) Принятая в Административно-финансовой комиссии Совнаркома СССР дотация институту в редакции: предусмотреть 75 000 р. по Наркомфину РСФСР на 25/26 г. для Института экспериментальной эндокринологии.
3) Институтом представлена смета на спецсредства в сумме 24 000 р. Эта сумма взята самая минимальная, она будет увеличена в зависимости от утверждения тех мероприятий, которые должны будут положены в деятельность института на 25/26 г. Вполне возможно, что общий итог прихода по институту выразится в сумме 300 000 р.»3
Общая сумма для России эпохи НЭПа получалась немалая, если учесть, что курсовое соотношение доллара и рубля в тот период составляло шесть к одному в пользу серебряного рубля. Тем более, что основная часть затрат должна была пойти на реализацию шестого пункта программы, представленной на Коллегии Наркомздрава.
Учитывая огромные средства, которые намечалось вложить в новое учреждение, решились на всякий случай проконсультироваться у общепризнанных научных авторитетов. В случае неудачи можно было оставить пути к отступлению: мол, были введены в заблуждение научными светилами. Через систему конференции Академии наук послали запрос академику Павлову, лично знавшему Иванова и одобрявшему его планы. И вот 16 сентября 1926 года из Физиологического института пришла необходимая депеша: «В ответ на Ваше отношение от 14 сентября сего года за № 5866 сообщаю, что существование питомника для обезьян несомненно имеет большой биологический интерес. Директор института академик И. Павлов»4.