Красный Франкенштейн. Секретные эксперименты Кремля

В том же 1926 году сотрудник больницы Альберта Швейцера доктор Фриц Тренс, занимавшийся лечением железнодорожных рабочих от дизентерии, открыл на экваторе в Габоне новый вибрион. Врач первоначально принял его за бациллярную дизентерию. Но вскоре исследование показало, что это неизвестный вид холеры. Тренс не мог произвести полноценное исследование этого вибриона на месте. Здесь не имелось оборудования, которое, например, существовало в Киндии и, конечно, в Институте Пастера. Тренсу нужно было решить сложную головоломку: как вывезти возбудитель в Европу. Это можно было сделать, только введя свежий и действенный вибрион животному или человеку. В случае с животным могли возникнуть проблемы на границе, где все прибывавшие из колоний подвергались карантину. Такой провоз мог быть квалифицирован как нарушение закона. И Тренс принял единственное, на его взгляд, решение: перед посадкой на пароход он выпил жидкость из пузырька, содержавшую опасный возбудитель, и стал живым контейнером. Врач сошел на берег Франции уже больным. Но он имел в своем распоряжении необходимый для изучения вибрион и пережил течение болезни, которую мог описать на собственном опыте. Станция в Киндии должна была позволять изучать грозные возбудители на месте, не прибегая к профессиональному героизму.

Для этого в марте 1922 года Институт Пастера заключает с генерал-губернатором Французской Западной Африки договор о концессии 35 га земли в окрестностях Киндии и субсидирует в постройку станции Pastoria 350 000 франков. Подопытными животными избираются шимпанзе, обитающие в Гвинее, как наиболее близкие к человеку. В январе 1924 года конференция Института Пастера по экзотическим патологиям еще раз объяснила свою позицию в связи с большими затратами в Киндии: «Мы обязаны организовать в наших колониях, которые мы должны приучить к этому по-настоящему, один центр поимки либо, если это возможно, разведения этих обезьян рядом с лабораторией…»12

О таком разведении мечтал и Иванов, наблюдая с борта корабля приближающийся берег Африки. К счастью для профессора, Министерство колоний заранее оповестило о его приезде главу администрации Гвинеи. Это было кстати. От расположения местных властей во многом зависел успех вояжа профессора.

Дело в том, что 6 сентября 1923 года губернатор Западной Африки Кард подписал постановление, запрещающее охоту на обезьян и устройство больших питомников во Французской Гвинее. Однако это правило можно было обойти, если глава местной власти даст специальное разрешение на сафари для чисто научных целей.

Когда корабль приближался к порту Конакри, на судне была получена телеграмма о встрече ученого губернаторской моторной лодкой. И действительно, за профессором был послан секретарь высокого сановника. Иванова не только быстро доставили на берег, но и предложили автомобиль для проезда в резиденцию губернатора. Глава колонии просил быть его гостем, до тех пока не будет найдена подходящая квартира. Но профессор не собирался искать квартиру в Конакри и с первым же пассажирским поездом отправился в Киндию.

Этот городок имел всего несколько домов, пригодных для проживания по-европейски. Сдача комнат не практиковалась. В Киндии отсутствовали гостиницы и номера для приезжих в здании местного вокзала. Поселиться здесь было проблематично. Оставалось надеяться только на описанную Вильбером сторожку, якобы имевшуюся на станции института. Она располагалась в 7 км от городка в тропическом лесу.

На деле, то, что Вильбер называл «сторожкой» оказалось изъеденным термитами сооружением, не имевшим ни потолка, ни пола. Иванов был в отчаянии и готовился к возвращению в Конакри, как вдруг заместитель директора, ветеринарный врач Делорм предложил ему выход: поселиться в пустующей комнате Вильбера в главном здании.

Когда проблемы с жильем были решены, ученый приступил к изучению обезьян, содержавшихся на станции. Здесь имелось 30 шимпанзе. Профессор с разочарованием отметил, что лишь одна из них была взрослой, остальные – подростки. Все они содержались в суровых тюремных условиях. Даже положенные заключенным дворики для прогулок отсутствовали. Иванов не сомневался, что в таких условиях получение потомства вряд ли возможно. Доктор Делорм подтвердил прогнозы ученого: действительно, за три года существования станции не было ни одного случая зачатия и не только у шимпанзе, но и у собакообразных обезьян. Более того, смертность животных росла катастрофически. Если самая старая особь Роза, поступившая в питомник 26 марта 1924 года, имела порядковый номер 107, то самка Рекрю, поступившая два года спустя, значилась под номером 370. И это была нумерация только для шимпанзе, которых на станции насчитывалось всего 25! Большой падеж животных объяснялся и тем, что всем шимпанзе прививали смертельные болезни, для того чтоб описать их развитие.