Красный гаолян

Пестрошей был известным на весь дунбэйский Гаоми главарём разбойников. Услыхав его имя, Юй Чжаньао перепугался. Ходили слухи, что Пестрошей — отменный стрелок и у него есть ещё одно прозвище — Три Поклона Феникса. Сведущие люди по одному звуку выстрела понимали, что пришёл Пестрошей. Юй Чжаньао в душе был не согласен, но пришлось молча снести обиду. Он взял в одну руку пиалу с вином, в другую — собачью голову и, сделав глоток вина, посмотрел на всё ещё свирепые, даже в варёном виде, собачьи глаза, сердито разинул рот, прицелился в собачий нос и откусил. Голова оказалась на удивление вкусной. Юй Чжаньао был действительно голоден, а потому ему было не до тонкостей, он проглотил собачий глаз, высосал мозг, разжевал язык, обгрыз щёки и выпил до дна пиалу вина, затем посмотрел на тонкие собачьи косточки, встал и громко рыгнул.

— Один серебряный юань, — сообщил тучный старик.

— У меня только семь медяков. — Юй Чжаньао вынул монеты и кинул их на стол.

— Один серебряный юань, — повторил толстяк.

— У меня только семь медяков!

— Недоносок, ты что, пришёл сюда задарма пожрать?

— У меня только семь медяков!

Юй Чжаньао поднялся и хотел уходить, но толстяк выбежал из-за прилавка и вцепился в него. Тут в харчевню ввалился высокий здоровый парень.

— Корейская дубина, чего свет не зажжёшь? — спросил он.

— Да пришёл тут один задарма пожрать!

— Отрежь ему язык! И свет зажги! — мрачно велел здоровяк.

Толстяк отпустил Юй Чжаньао, пошёл за прилавок, высек огонь и зажёг светильник на соевом масле. Яркое пламя осветило тёмно-синее лицо незнакомца. Юй Чжаньао увидел, что тот с головы до пят одет в чёрный атлас: куртка с целым рядом пуговиц, пришитых вплотную друг к дружке, широкие шаровары, подвязанные внизу узкими чёрными лентами, а на ногах — чёрные матерчатые туфли. На длинной и толстой шее белело пятно размером с ладонь. Юй Чжаньао догадался, что перед ним Пестрошей.

Пестрошей смерил взглядом Юй Чжаньао, потом внезапно вытянул три пальца левой руки и коснулся лба. Юй Чжаньао удивлённо наблюдал за происходящим.

Пестрошей разочарованно покачал головой:

— Не из наших?

— Я носильщик паланкина.

Пестрошей презрительно хмыкнул:

— Зарабатываешь тем, что тягаешь паланкин. А не хочешь вместе со мной кулачи есть?

— Нет.

— Катись отсюда! Раз ты молодой такой, оставлю тебе язык, чтоб с бабами удобней было целоваться. Иди и поменьше болтай.

Пятясь, Юй Чжаньао вышел из харчевни. Он не мог понять, что испытывает — гнев или страх. Хотя он и обладал всеми качествами, свойственными разбойнику, до настоящего разбойника ему было довольно далеко. Он по многим причинам откладывал вступление в «зелёный лес». Главных причин было три. Во-первых, его сдерживали нормы морали и культуры, он считал, что разбойники нарушают небесные принципы. Он в определённой степени преклонялся перед чиновниками и не утратил до конца веру в то, что богатство и женщин можно получить честным путём. Во-вторых, ему ещё не довелось испытывать на себе такого давления, что загнало бы его в горы Ляншань[56] — пока он ещё трепыхался, боролся за выживание и жил не так уж плохо. В-третьих, его мировоззрение всё ещё находилось в зачаточном состоянии, на этапе формирования, его понимание жизни и общественных укладов пока не достигло вольнодумства, свойственного разбойникам. Хотя шесть дней назад ему хватило смелости и отваги вступить в отчаянный бой с тем недоразбойником и даже убить его, однако двигали им чувства справедливости и сострадания, а разбойничий дух был достаточно слабым. Когда три дня назад он утащил мою бабушку в заросли гаоляна, этот дух тоже был вторичен, а главным оставалось возвышенное чувство любви к прекрасной девушке. В дунбэйском Гаоми бесчинствовали разбойники, и состав банд был довольно неоднородным. У меня есть грандиозный замысел написать большую книгу о разбойниках дунбэйского Гаоми, и я уже приложил немало усилий в этом направлении. Но это всё пока на словах — может, и запугаю тем самым несколько человек.

Юй Чжаньао испытывал смутное восхищение главарём разбойников Пестрошеем, но в то же время ненавидел его.