Красный гаолян

В тот день, когда они отступали к реке Мошуйхэ, отца ранило в зад выпущенной из старой винтовки «ханьян» переплавленной пулей. Дедушка отродясь не видал таких пулевых ранений: кровь лилась рекой, словно бы отца тяпнула бешеная собака. У Восьмой армии не хватало патронов, и после каждого боя они собирали использованные гильзы и отправляли на переплавку, так что их патроны были неизвестно из какого дерьма, пули начинали плавиться, как только вылетали из ствола, и преследовали цель, словно сгусток горячих сопель. В отца угодила именно такая пуля. От разрывов гранат сильно пострадал конный отряд под командованием Пятого Заварухи. Пегий конь под ним с диким ржанием подпрыгнул, а потом рухнул на дорогу. В брюхе у него зияла огромная дыра, из которой сначала вывалились кишки, а потом хлынула кровь. Пятый Заваруха упал в неглубокую придорожную канаву, а когда выбрался, то увидел, что на него несутся солдаты Восьмой армии с блестящими штыками наперевес. Заваруха схватил висевший на шее пистолет-пулемёт и открыл огонь. Дюжина противников, размахивая руками и ногами, повалились на землю прямо перед ним. Больше десяти уцелевших всадников из числа «Железного братства» ворвались в ряды противника. Они рубили солдат Восьмой армии саблями, те в ответ штыкам и пиками протыкали брюхо коням. После этой бойни десять с лишним всадников и солдаты Цзяогаоской части улеглись кто на спины, кто ничком на чёрной земле дунбэйского Гаоми и больше уже не встали. Двум коням посчастливилось уцелеть при взрывах, и они помчались к речке в свободном порыве: гривы развевались на ветру, пустые стремена били по бокам, а растрёпанные хвосты плыли в облаках чёрной пыли.

Трое солдат Цзяогаоской части, скрежеща зубами, с ненавистью вонзали штыки в живот и грудь командира конного отряда «Железного братства». Пятый Заваруха обеими руками схватился за горячий ствол одной из винтовок, его тело выгнулось, глаза закатились так, что зрачки исчезли под веками. Длинные ресницы прикрывали серебристо-серые глаза, а изо рта потекла кровь. Солдат с силой выдернул перепачканный кровью штык. Одну секунду Пятый Заваруха ещё стоял, а потом обмяк и укатился в канаву. Солнечный свет отражался от белков глаз, похожих на тонкий фарфор, двумя тонкими лучиками слабого света. Солдаты Восьмой армии жадно накинулись на него и забрали висевший на шее русский пистолет-пулемёт и заткнутый за пояс немецкий маузер. Ящерица, доведённая тысячами ног до помешательства, вскочила Заварухе на грудь и уселась там, тяжело дыша; кровь окрасила её сероватое шершавое тельце, а холодные глаза светились особым светом, свойственным только рептилиям, при виде которого у людей ёкает сердце.

Один молодой парень из «Железного братства», которому взрывом перебило ногу, бросил перед собой карабин и саблю, повернулся к бегущим на него солдатам Восьмой армии и поднял вверх бледные руки. Паренёк по-детски надул верхнюю губу, над которой едва-едва начал пробиваться тонкий нежный пушок, в узких глазах заблестели от страха слёзы. Он жалобно запричитал:

— Дяденьки… не убивайте меня… дяденьки… не надо…

Один из солдат с пожелтевшими глазами замешкался, убрал ручную гранату, которую собирался метнуть в паренька, нагнулся, подобрал с земли карабин и винтовку, но не успел распрямиться, как услышал треск — пика вошла пареньку в живот и пробила насквозь. Старый вояка увидел, как красивый, что твой молодой огурчик, паренёк содрогнулся всем телом, ухватился за пику и, широко открыв рот, крикнул:

— Мамочка!

Его красивая голова свесилась на грудь. Солдат с пожелтевшими глазами сердито развернулся и увидел своего товарища, которого ранило в поясницу, — это был смуглолицый человек средних лет, болезненно сжимавший пику, ставшую единым целом с молодым парнем. В тот момент, когда он воткнул своё оружие в живот бойца «Железного братства», один из раненых конников пробил ему выстрелом из пистолета левую почку.

Уничтожение конного отряда стало ударом по боевому духу «Железного братства». Если до сих пор они оказывали упорное сопротивление, прикрываясь флагами и другой похоронной атрибутикой, но теперь побежали на юг, волоча за собой винтовки. Как дедушка и Чёрное Око ни кричали им вслед, они не могли остановить трусливых заячьих ног. Дедушка протяжно вздохнул, одной рукой притянул к себе отца, пригнулся и побежал в сторону Мошуйхэ, не переставая отстреливаться.