Красный гаолян

Глубокой ночью дедушка доволок своё измождённое тело до Сяньцзя. Стоя перед купленным два года назад домом, он увидел, как высоко висит на юго-западной стороне неба месяц. Небо было серебристо-серым, а месяц оранжевым, ущербным, однако контур ущербной части чётко просматривался. Рядом с месяцем были хаотично рассеяны с десяток одиноких звёзд. Над домом и улицей разливался лунный свет и холодный блеск звёзд. Перед глазами дедушки возник образ смуглого, крепкого и длинного тела Ласки. Дедушка вспомнил золотистые языки пламени, окружавшие её тело, и синие искры, что сыпались из глаз. Похотливые мысли заставили позабыть о душевных терзаниях и телесных страданиях, дедушка закинул ногу на стену и запрыгнул во двор.

Дедушка постучал в оконную раму и, обуздав страсть, тихонько позвал:

— Ласка… Ласка…

Внутри кто-то ахнул, потом задрожал со страху, а потом раздались судорожные всхлипывания.

— Ласка, ты что, не слышишь, что это я? Юй Чжаньао!

— Братец! Родненький! Ты меня хоть путай, да я не испугаюсь. Пусть ты даже духом стал, всё равно хочу тебя увидеть! Я знаю, что ты обратился в духа, но рада, что и в таком обличье пришёл повидаться… Значит, всё-таки скучал… Входи!

— Ласка, я не дух! Я живой! Я живой и сбежал! — Он кулаком постучал по окну. — Вот послушай, разве духи умеют стучать в окна?

Ласка в доме громко разрыдалась.

— Не плачь, а то люди услышат.

Дедушка подошёл к двери и ещё не успел переступить порог, как обнажённая Ласка, словно гигантская щука, прыгнула ему на грудь.

Дедушка лежал на кане и разглядывал потолок. Два месяца он даже за порог не выходил, Ласка каждый день подслушивала на улицах, что говорят про разбойников из дунбэйского Гаоми, а потом передавала ему, поэтому каждый день он погружался в воспоминания об этой ужасной трагедии. Когда дело доходило до каких-то подробностей, дедушка от злости скрежетал зубами. Он подумал, что всю жизнь отстреливал диких гусей, и тут вдруг один гусак выклевал ему глаза. Сколько у него было возможностей лишить жизни старого пса Цао Мэнцзю, но в итоге он всегда его жалел. Тут мысли переключались на бабушку. Одна из главных причин, по которой дедушка остался в дураках, — наполовину реальные, наполовину фальшивые взаимоотношения названой дочери и названого отца между бабушкой и главой уезда. Дедушка ненавидел Цао Мэнцзю, а потому возненавидел и бабушку. Возможно, она уже давно вступила в сговор с Цао, и они вместе поставили на него капкан. А масла в огонь подлила Ласка, которая сообщила:

— Братец, ты её забыть не можешь, а она тебя давно позабыла. Когда тебя увезли на поезде, она ушла с главой «Железного братства» по прозвищу Чёрное Око и живёт в устье реки Яньшуйхэ уже несколько месяцев, до сих пор не вернулась.

Говоря это, Ласка гладила дедушку по рёбрам. Глядя на её ненасытное смуглое тело, дедушка испытал смутное отвращение. Он вспомнил о белоснежном теле бабушки, о том удушливом дне, когда он на руках отнёс её в тень гаоляна и уложил на соломенный плащ.

Дедушка сел и спросил:

— А пистолет мой ещё цел?

Ласка в ужасе прижалась к дедушкиной руке.

— Ты что удумал?

— Убью этих недоносков!

— Чжаньао, братец, хватит тебе уже людей убивать. Сколько ты народу прикончил за свою жизнь!

Дедушка ударил Ласку ногой в живот:

— Поменьше болтай да тащи сюда пистолет!

Ласка обиженно всхлипнула, распорола шов на подушке и достала пистолет.

Дедушка и отец на вороном коне ехали вслед за Пятым Заварухой из «Железного братства», в душе великим стратегом. Они скакали полдня, пока не увидели тёмные воды реки Яньшуйхэ и белые солончаки на обоих берегах. Хотя волнение, вызванное речами Пятого Заварухи, ещё не улеглось, дедушка всё равно вспомнил тогдашний поединок с Чёрным Оком на берегу Яньшуйхэ…

Спрятав пистолет, дедушка сел верхом на осла и доехал до устья реки Яньшуйхэ, пока солнце не поднялось высоко. Он привязал осла к дереву за деревней, чтобы тот обгрызал кору, натянул по самые брови старую войлочную шапку и широкой походкой вошёл в деревню. Деревня была большой, но дедушка не спрашивал дорогу, а сразу направился к ряду высоких домов, крытых черепицей, в самом центре селения. Стояла глубокая осень, подступала зима, несколько десятков каштанов, ещё не скинувших усталые пожухлые листья, трепетали на ветру. Ветер был не сильным, но пронзительным. Дедушка проскользнул в большой двор, где ещё не закончилось собрание членов «Железного братства». В большой зале, вымощенном квадратной плиткой, на стене висела серо-жёлтая картина, на которой был изображён странный старец верхом на хищном полосатом тигре. Под картиной были расставлены разные диковинные предметы (только потом дедушка рассмотрел, что это была лапа обезьяны, череп петуха, высушенная печень свиньи, кошачья голова и копыто мула), в клубах дыма от курильницы на толстом железном листе сидел человек с родимым пятном вокруг глаза. Левой рукой он тёр выбритый над лбом череп, а правой прикрывал промежуток между ягодицами и громким звонким голосом читал заговор: