Генрих начал гулять по Норденхайну, посещая все комнаты и наблюдая за тем, как они выглядят в ночное время. Некоторые картины и тёмные углы выглядели иначе, даря замку более жуткую и незнакомую атмосферу. В какой-то момент Генрих подошёл к портрету барона, за которым ранее он нашёл пещеру. Теперь он точно знал, что это был не сон. Полчаса он разглядывал лицо барона, представляя его в лёгкой одежде, что наперевес бежал против целой толпы людей. «Это твоё проклятье и тех, кто был здесь раньше» — про себя произнес Генрих. Юноша прикоснулся к своим раненым пальцам, что больше никогда не заживут, проверил целостность горла, провёл руками по голове, легонько и безболезненно коснулся повреждённого глаза. Ничего.
— Ради неё я готов пожертвовать собою… — сказал шепотом Генрих, обращаясь к портрету.
Когда наступило утро, офицер сидел в своей комнате, перечитывая дневник брата барона, пытаясь найти новые зацепки. Несколько раз он прошёлся по разным строкам, пытаясь найти в скрытый смысл. Увы, из-за неполноценности дневника, некоторая информация была для него недоступна, поэтому он не мог сверить историю с более ранними владельцами. Оставалось только гадать и самостоятельно додумывать некоторые моменты. В какое-то мгновение его начало посещать иное чувство — страх. Не перед кем-то обычным, а перед его собственной сестрой, маленькой девочкой, что никогда бы не смогла навредить собственному брату. Генрих пытался откинуть это чувство, но оно возвращалось. Сбоку начали открываться двери в соседние комнаты — утро наступило и для других людей.
Во время завтрака Генрих по привычке долго не принимался за еду, дожидаясь пока та остынет. Всё время он думал о различных ситуациях, что могут произойти с ним и Анной. Каждый раз, натыкаясь на что-то новое, реалистичное и опасное для маленькой девочки, он думал о её защите. Генрих хотел бы построить идеальное оборонительное сооружение, где Анна не будет в опасности.
Все опять сидели молча.
Анна периодически читала книгу по ботанике, подготавливаясь к работе в дендрарии. Эльвира с опаской и беспокойством наблюдала за странным поведением офицера, и Генрих это замечал. Раньше он ощущал в себе голод, — чувство, когда тело было истощено морально и физически, и нуждалось в чём-то особом. Сейчас ничего такого его не посещало, но он понимал, что отказ от еды, только заставит других волноваться о ещё больше.
Закончив с едой, Анна умчалась по своим делам. Учитывая, что никто не проводил дезинфекцию раны почти целые сутки, Эльвира попросила Генриха последовать за ней. Они отправились в медицинский кабинет, где всё происходило по заранее выработанному сценарию, кроме маленькой детали: Генрих теперь никак не реагировал на обработку глаза. Это сильно смутило доктора, ранее её пациент всем телом показывал неприязнь и боль, сейчас он сидел с полностью безжизненным и пустым лицом, будто он и не ощущал ничего. Эльвира не стала задерживать офицера, она ещё больше смутилась, когда тот сам спокойным, почти холодно-мёртвым тоном попрощался. В центральном коридоре Генрих встретил Вольфганга.
— Что будем делать теперь? — спросил солдат своего офицера.
— Планирую вернуться в деревню: надо осмотреть тело и убедиться, не был ли это водитель тягача… — Генрих думал вслух, бубня себе под нос все предположительные действия.
— Старуха? — удивился Вольфганг.
— Какая старуха? — более удивлённо переспросил Генрих.
— Которую я застрелил вчера. Ты не о ней?
— Не понимаю о ком ты; я смог избавиться от человека, что напал на меня, но мне не удалось его рассмотреть.
Вольфганг сильно удивился, — после позднего возвращения, его друг тот был максимально немногословен и холоден. Их разделяли события, о которых они ничего не знали.
— Я, наверное, наломал дров, да? — неуклюже спросил Вольфганг, практически извиняясь за вчерашнее.
— Всё в порядке, — холодно ответил Генрих, даже не интересуясь всем, что произошло вчера после его исчезновения.
Вольфганг испугался такому резкому хладнокровию, которое ранее не появлялось в голосе и поведении его друга. Он с нервно осознавал, как сильно изменялся его давний товарищ.
— У нас будут проблемы если мы вернёмся!
— Нет, пусть только попробуют что-либо сделать. Они на взводе, и, конечно же не хотят начинать войну. И нам, и им будет проще, если всё уладится здесь и сейчас; мы вернёмся назад, и постараемся вести себя мирно.
— Но… никто не вернётся назад, особенно после того, что случилось с Годриком.
— Это не просьба, Вольфганг, а приказ!
— …А если не получится?! — Вольф начал заметно нервничать — никогда Генрих не повышал на него голос. — Мы убили их человека, и они убили нашего! Они явно не будут рады возвращению, и могут просто открыть по нам огонь!
— Тогда все они умрут. Готовь отряд. Всех.
Эти слова смутили Вольфа ещё сильнее, теперь он сам начал бояться своего офицера.