Красный гроб, или Уроки красноречия в русской провинции

Быть ему лауреатом Нобелевской премии. Младший Калиткин, Федя, со значительным видом напомнил:

– Мы ему за пять дней паспорт нарисовали… пусть знают наших!

– А дома не хочет? – усмехнулся смуглый. – Конечно.

– Наука не зна-ает Ро-одины, а Ро-одина знает своих сыновей, – пропел, как дьякон, басом Кузьма Иванович и сунул крупные губы в рюмку с водкой. Затем картинно откинулся на спинку дивана: – Кому охота сидеть в говне? И семьи у него нет. Отец сгинул где-то, мать – больной человек. А я держать не буду. Если бы за титьку, если бы это девка была…

Братья Калиткины переглянулись и заржали:

– Ну дед!.. ну молоток!..

– Я сто раз мог уехать, но родные… это – святое, – без улыбки проскрипел смуглый. – Он предатель.

Кузьма Иванович вздохнул, снова вытаращил и убрал глаза. Чужому человеку с Кавказа как объяснишь? Игорек пригласил незнакомца и не сказал, кто он, этот смуглый. Если для него родина – самое святое, чего же он не там, в Чечне, или еще где на Кавказе?

– Он ей посылки присылает… – Кузьма Иванович затосковал от неподвижности, поднялся, коротконогий, сильный, хотя левую ногу подволакивает (артрит). – Он бы ее забрал, да Алла Васильевна не желает. Моя жизнь, говорит, прожита, теперь ты живи.

Толик выругался и тоже встал.

– Да что же мы все такие?! Мой батя помирал… я говорю: полетели, я тебе в Москве хороших врачей найду, а он: да что уж… куда? Мне шестьдесят. Это что, в рот, возраст, когда надо помирать?! – Толик злыми синими глазами всех обвел и прошипел: – Тогда давайте, как школу кончили, так всех, б…, под корень, чтобы не мучиться, не тянуть судорогу?..

Братья Калиткины с удивлением посмотрели на него.

– А тебе кто мешает хорошо жить? Мы не мешаем.

– Да при чем тут вы?.. – простонал Толик и выцедил с полстакана водки. – При чем тут вы-ы?.. Тут господь Бог!.. – И он сплюнул.

– Нет, я его понимаю… – примиряюще пробормотал Кузьма Иванович. – У меня и с Петровичем был разговорец, чем душу занять на пенсии. Я говорю: самое время пожить всласть… вон рыбалка, грибы, яко бритые лбы… по всему лесу… охота… да еще северные платят… хер ли не жить?

– Но ты же работаешь? – набросился на него Толик. – Сколько тебе в школе платят? Давай я тебе платить буду, а ты мне вечерами про всякую жизнь рассказывай. Я же знаю, ты и сидел… настоящий человек.

Кузьма Иванович, выпучив глаза, оглушительно захохотал.

– Да не сидел я… во народ! Уезжал от Валентина в Иркутск, да не прижился.

Братья Калиткины с удвоенным интересом смотрели на учителя. Зачем врет? Они-то доподлинно знают.

– Сидел ты там, сидел… – уже оттаивал, слегка пьянея, Толик. -

Ладно. А то смотри. Буду платить в два раза больше.

Кузьма Иванович замолчал. Как бы обиделся. Но, кажется, был польщен.

– А если его известность покоя не дает? – Толик кивнул в сторону парной. – Его тоже ненадолго хватит… присмотрись: желтый, как стольник.

– Он всю жизнь такой. Но работать умеет.

Замолчали надолго: жевали виноград.

– Анекдот знаешь? – спросил младший Калиткин у старшего (у того шишка жировика на лбу под волосами). – Маленький крокодил спрашивает у мамы-крокодилихи: “А где наш папа работает?” – “А наш папа в посольстве служит „дипломатом””. Ну, в смысле кейсом.

– Понял, – зевнул старший Калиткин. – Это я тебе рассказал вчера.

– А вот такой анекдот слышали? – спросил вдруг человек с юга. -

Летит пуля. Навстречу другая. Одна кричит: “Уступи дорогу”. – “Нет, ты уступи дорогу”. Стукнулись лоб в лоб и попали в лоб тому, кто совсем был в стороне.

– Не понял! – насторожился младший Калиткин. И словно фуражку надел, бровями подвигал. – Кто-то кому-то угрожает?

– Кстати, я русский, у Игоря можете спросить, – сказал смуглый человек. – Михаил Михайлович Чалоев. Почти Чапаев. А рассказал к тому, что часто судьба несправедлива. И надо договариваться.

Это предложение можно было воспринимать как в смысле философском, так и в самом простом, житейском. Калиткины значительно промолчали,

Толик словно и не расслышал слов незнакомца, а Кузьма Иванович, подумав, кивнул. Каждый, наверное, по-своему понимает общие фразы.

– Что-то они там долго? – буркнул Толик.

– Да пускай, – зевнул старший Калиткин. – После вас мы по новой пойдем.

6.

Наверху, под близким потолком с натеками смолы по щелям, было знойно, паляще, как во времена детства средь соснового бора летом. У

Валентина Петровича вдруг зашумело и звоном растеклось в голове.

Ого, так можно и отключиться.

Решил сойти. Медленно, чтобы не обжигать кожу лишним движением в пламенном воздухе, подвинулся к краю, и, когда уже спускал ноги с одной ступени на другую, в глаза словно туман хлынул, под носом стало мокро – тронул пальцем, глянул: кровь. Растерянно сполз задом на пол и сел, запрокинув голову.

– Что? Что? – запрыгал вокруг Игорь. – Перегрелись, Валентин Петрович?!

– Ничего, ничего, – невнятно бормотал учитель. Идиот, что хотел доказать?

– Сейчас… сейчас.. холодной водой… только надо выйти к джакузи…

Как сквозь сон Валентин Петрович видел: Игорь помог опустить ноги в воду, а спиною осторожно лечь на мрамор. И льет ему на лицо из душа.