Красный и белый террор в России. 1918–1922 гг.

«„Белый террор“ — мы возьмем только Северную область, — писал А. И. Потылицин, — в руках ставших у власти буржуазии и интервентов стал системой управления, так как положение белых было неустойчивым». П. П. Рассказов, прошедший архангельскую губернскую тюрьму, мудьюгскую каторгу и, в качестве заложника, тюрьмы Франции, подчеркивал, что ни эсеры, ни меньшевики, ни различного рода социалисты не давали никаких гарантий не оказаться в тюрьме, а там издевались как хотели. Рассказов описал все эти ужасы достаточно красноречиво[293]. Подобных и иных примеров множество. Их сопоставление между собой и сравнение с карательной политикой советской власти позволяет признать их определенное сходство.

В 1918 г. в России существовало не менее двух десятков различных правительственных режимов, советский — один из них. Видимо, говоря о том времени, следует отказаться от устоявшегося мнения о том, что в октябре 1917 г. было создано государство, политике которого было обязано подчиняться все население России. Это право еще нужно было завоевать в годы гражданской войны. В 1918 году сторонники Учредительного собрания считали себя высшей законно избранной властью страны, а большевиков — узурпаторами, захватчиками власти. Естественно, что эсеры (за исключением левых) считали себя правительственной партией, ведь им принадлежало большинство мандатов избирателей Учредительного собрания. Отсюда политические режимы, установившиеся в то время в стране, весьма сопоставимы по преимущественно насильственным методам решения вопросов организации государственной власти, по отсутствию в их действиях понимания цены человеческой жизни как таковой, по стремлению к диктатуре.

Разумеется, можно говорить об аналогах со временем якобинства[294], с опорой в действиях на теоретические доктрины, максимализме и экстремизме. При этом апологетами режимов будут найдены исторические параллели и оправдания своим действиям, борьбе за власть, но не за жизнь людей, не за права личности.

«Принципом демократического правительства, является добродетель, а средством, пока она не установится, — террор», — говорил в конце 1793 года Робеспьер, желавший гильотиной переделать французов в общество, полное добродетели. «Успех революции — высший закон, — подчеркивал Г. В. Плеханов на II съезде РСДРП. — И если бы ради успеха революции потребовалось временно ограничить действие того или иного демократического принципа, то перед таким ограничением преступно было бы останавливаться»[295].

На подобные принципы опирались тогда и красные, и белые, и левые, и правые в своем неистовом, неистребимом желании завоевать и удержать власть. Обвинения конфронтирующих сторон в адрес друг друга напоминают эпоху «кровной мести» и выглядят неубедительно. Проиллюстрируем это несколькими диалогами.

М. Лацис, чекист: «На белый террор жизнь заставила ответить красным террором».

B. Лебедев, правый эсер, член Военного штаба при правительстве Комуча: большевики расстреляли мирную демонстрацию, направлявшуюся в день открытия Учредительного собрания к Таврическому дворцу. «Итак, война была объявлена официально. И уже началась, не мы ее начали. Ее начали те, кто разогнал Учредительное собрание, кто заключил позорный мир и одновременно с германцами расстреливал инакодумающих противников».

М. Лацис: «В припадке отчаяния эсеры стали развивать самый ужасный белый террор. На фронте это сказалось в чрезвычайных жестокостях, проявленных чехословацко-белогвардейскими частями. Был дан приказ — пленных не брать! И пленных не брали. Даже больных в лазаретах убивали».

Из резолюции 2-го съезда горнорабочих Западной Сибири (начало июля 1918 г.) о действиях Сибирского правительства: «Прикрываясь лозунгами гражданских свобод, оно держит в тюрьмах под уголовным режимом сотни рабочих за инакомыслие».

C. Мельгунов, бывший народный социалист, историк, эмигрант: «Жестокость повсюду порождали большевики — эти отрицатели всякой „буржуазной“ морали первые разнуздали гражданскую войну. На них лежит вина за дикость произвола, они морально ответственны за темные пятна междоусобной борьбы».

В. И. Ленин: «…довольно неумно порицать Колчака только за то, что он насильничал над рабочими и даже порол учительниц за то, что они сочувствовали большевикам. Это вульгарная защита демократии, это глупые обвинения Колчака. Колчак действует теми способами, которые он находит»[296].

Это верно не только по отношению к Колчаку, а к действиям всех правительств, функционировавших тогда в России, в том числе и советского. Каждое из них действовало так, как считало необходимым. И в этих действиях насильственного со всех сторон было очень много.