Красный камень (сборник)

- Пожалуй, не откачаем.

Когда через час Грачик вошел в кабинет Кручинина, чтобы доложить о самоубийстве Яркина, первый допрос Паршина был закончен. На его месте, напротив Кручинина, теперь сидел маленький, коренастый человек с всклокоченной бородой. Она казалась особенно неопрятной из-за пронизывавшей ее обильной седины. Глаза у человека были мутные, словно с перепоя. Исподлобья глядя на Кручинина, он монотонно повторял:

- Ничего не знаю… знать ничего не знаю…

- Последний из троицы, - сказал Кручинин, указывая на своего визави, слесарь Ивашкин… То есть, я хотел сказать, грабитель, а не слесарь.

- Знать ничего не знаю, - уныло повторил Ивашкин и почесал бороду с таким звуком, словно скреб ржавое железо.

- Ну что ж, вы не знаете - так мы знаем, - сказал Кручинин и обернулся к Грачику. - Прикажите привести Паршина.

При этих словах Ивашкин тоже поглядел на Грачика. Он решил, что его просто пугают. Но, когда в дверях действительно появился Паршин, одного его взгляда на Ивашкина было достаточно, чтобы слесарь понял: да, это конец.

Он только укоризненно покачал головой и сказал, обращаясь к Паршину:

- Эх, Иван Петров…

А Паршин, не поднимая опущенной головы и не глядя на него, медленно проговорил:

- Ладно… Все так и должно было быть… Не время таким, как мы. Говори все как на духу… - И криво улыбнулся. - Для истории…

- Д-а-а… - протянул Ивашкин. - Действительно, история… А я жить хочу… Жить!

- Коли жить, так и надо было жить, как люди живут. А разве мы люди? - все так же спокойно ответил Паршин. Он не громко, но четко выговаривал каждое слово: - Повинись. Легче будет… - Он вздохнул и поднял голову. - Мне легко…

- Ну нет, брат, я жить хочу! - повторил Ивашкин, обернулся к Кручинину и решительно заявил: - Ладно, пишите. Все как на духу… На предмет снисхождения…

ИСТОРИЯ СТРАДАНИЙ, СМЕРТИ И БЕССМЕРТИЯ БАКАЛАВРА ДЕНИ ПАПЕНА ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Где и чему учился герой

Был конец августовского дня 1669 года. Солнце спешило к западу.

Истомленные зноем деревья университетского сада напрасно ожидали прохлады. Отягощенные сливами ветви клонились к земле, как бы прося избавить их от непосильного груза. Густая, высокая, давно не кошенная трава заполонила весь сад.

Тишину нарушало только хлопотливое щебетание воробьев, озабоченно перелетавших с дерева на дерево. Наконец воробьи как будто нашли то, что им было нужно. Стая опустилась на высокое развесистое дерево.

Из густой травы под деревом осторожно поднялся студент. Всмотревшись в листву, он размахнулся и бросил камень. Один воробей упал в траву, вся стая с гомоном улетела.

Студент поднял большого жирного воробья.

- Эх ты, бедняга, - сказал он, заботливо заворачивая его в тряпицу.

Но едва успел сунуть птицу в карман, как его схватили два здоровенных молодца. Это были садовые сторожа.

- Вы что, не знаете разве, что сбивать сливы воспрещается? - сказал один из сторожей.

- Придется вас доставить к господину инспектору, - добавил другой.

Студент стоял, ошеломленный неожиданным появлением сторожей. Он знал, что сопротивление бесполезно, и решил освободиться другим путем.

- Два су, - сказал он коротко.

- Маловато, господин Папен, - колеблясь, заметил сторож.

- Хорошо, по два су на брата…

- Это ближе к делу, давайте деньги.

- Да вытряхните сливы, что у вас в кармане, - добавил второй.

Сторожа очень удивились, когда из вывернутого кармана их пленника выпал только что убитый воробей.

- Вот чудак, - сказал второй, помоложе, глядя вслед удалявшемуся студенту. - Паштет он думал из него сделать, что ли? Небось таким завтраком сыт не будешь.

- Ничего ты не понимаешь, - ответил старший. - Среди господ студентов развелось немало чернокнижников. Они колдуют на внутренностях разных пичуг.

- С нами Иисус и дева Мария!

- А ты что думал? Они все такие. Раньше за это жгли на кострах, а теперь нет никакой острастки, вот они и развелись, чернокнижники.

Тем временем Папен успел припрятать своего воробья. Он и впрямь хотел вскрыть его, но не ради колдовства, а чтобы проверить только что прочитанное описание внутренних органов птицы.

Стараясь не попадаться на глаза надзирателям, Папен пробирался теперь темными и гулкими коридорами Анжерского университета.

Мертвая тишина царила в старинном здании. Редкие звуки проникали за каменную толщу стен. Было холодно и сыро. Свет едва пробивался сквозь мутные цветные стекла.

В университете заканчивались выпускные экзамены. Последние студенты защищали свои диссертации. Уже почти два месяца тянутся испытания, и молодые люди выступают перед советом профессоров. Их ответы должны доказать, что выпускники вполне постигли университетские науки.