— Ты действительно считаешь, что я тебе что-то должен? И что? Скажи скорее, потому что у меня не так много времени на возвращение долгов.
— А тебе кажется, что ты все сделал правильно? — усмехнулась Александра.
— Я сделал то, что должен был.
— Что же?
— Я защитил эту семью от боли.
— Которую принесла я?
— В том числе.
— И за это, значит, ты мне ничего не должен… — задумчиво произнесла Александра. Потом она резко подалась вперед и прежде, чем сиделка успела ей помешать, перехватила Михаила за заднюю часть шеи и притянула к себе, вынуждая смотреть ей в глаза. Такие же глаза, как у него. Глаза, которых наверняка не было у девушки, которую он нарек ее именем и похоронил в ее могиле.
— Да никто в мире и представить не сможет, что ты со мной сделал, — процедила она сквозь сжатые зубы. — Поэтому ты сам этого не понимаешь. Ты водрузил себя на пьедестал и уже не слезешь оттуда. Пожалуйста, сиди! Но не смей считать себя праведником, который тогда принял верное решение.
Она отпустила отца, и сиделка тут же бросилась к нему, кудахча, как курица. Скорее всего, на тонкой старческой коже образуется синяк. Ничего, не умрет! Он переживет это легче, чем Пашка, у которого наверняка случится истерика после звонка сиделки.
Александра, не оборачиваясь, направилась вниз по холму к центральной аллее. В воздухе пахло прелой листвой, и этот запах успокаивал ее.
Очень скоро Ян поравнялся с сестрой, и злым он не выглядел.
— Давай уедем на пару дней, — предложила Александра. — Лишь бы не быть здесь и не отвечать на некоторые семейные звонки!
— Да куда угодно, ты только навсегда не исчезай больше, — улыбнулся Ян.
— Нет, не навсегда, пары дней хватит… Пока не уляжется пыль. А потом мы с тобой вернемся домой — вместе.
Эпилог
Маленький деревянный домик терялся среди старинных елей, жизнерадостно зеленых на фоне голых ветвей и серого неба. Только что закончился дождь, сделавший запах хвои особенно ярким и острым. Птицы затихли, и осенняя тишина казалась смиренным молчанием перед приходом зимы. Ее осмелилась нарушить только музыка, лившаяся из приемника на подоконнике.
Музыка подходила этому дню. Мелодия была медленной и расслабленной, мужской голос с насмешливой тоской пропевал:
Это было не радио. Александра запустила запись с карты памяти, из своего плей-листа. Она всегда любила эту песню. Ей казалось, что кто-то написал историю ее жизни, не зная ее.
Такое же чувство у нее было в Америке, когда она размышляла, не вернуться ли ей домой. Она ведь не сожгла мосты — мосты сожгли за нее! А она могла все отстроить заново и отвоевать то, чего лишилась.
Но всякий раз она останавливала себя. Даже когда ей казалось, что ее собственная душа сейчас проломит ей грудную клетку и маленькой красной птичкой улетит куда-то, где ее еще ждут. Александра напоминала себе, что ее похоронили и забыли. Разве кто-нибудь хочет, чтобы мертвецы вернулись? На самом деле, нет, сколько бы об этом ни болтали.
Она действительно перестала тосковать, тут он не ошибся. Но дело было все равно в нем, а не в Австралии. Когда исчез он, исчезло и ощущение счастья.