Красивый закат и хорошая погода побуждали владельцев больших и маленьких судов совершать прогулки по этой акватории Нью-Йорка в строну слияния с Гудзоном. Скорее всего эти многочисленные водные баркасики с туристами следовали до главной достопримечательности — Статуи Свободы, очертания которой были видны в мой объектив фотокамеры при большом увеличении.
Трудно сказать куда я шел. У меня не было конкретной цели, просто хотелось напоследок подольше побыть на берегу и насладиться этими масштабными видами вечернего Манхэттена.
Поднялся лёгкий ветерок. Я поднёс камеру к глазу, чтобы выбрать наилучший ракурс для следующего снимка. Но изображение оказалось тёмным, а по краям кадра было заметно какое-то движение.
Я посмотрел на объектив и обнаружил причину: сорванный ветер красный кленовый лист приклеился к объективу, закрыв его. Я аккуратно снял листок с линзы, но он оставил на ней след, испачкав её. Нужно было протереть линзу.
В моём рюкзаке была специальная кисть для таких случаев, но она лежала на самом дне, и мне нужно было где-то присесть, чтобы добраться до неё.
Осмотревшись по сторонам я увидел ряд скамеек обращенные в сторону Манхеттена. Над ними возвышалось дерево с ярко-красными листьями клена. Крона дерева шевелилась от порывов ветра и издавала звук, похожий на громкий шёпот. Скорее всего листок-одиночка, который замарал мой объектив слетел именно с этого дерева.
Под клёном на одной из скамеек двое мужчин вели беседу. Я направился в их сторону, чтобы сесть на соседнюю скамейку и заняться своей фотокамерой. По мере моего приближения я стал слышать отчётливую речь на русском языке с сильным американским акцентом.
Мне уже доводилось слышать подобный акцент от русских эмигрантов в различных городах Америки. Его сложно спутать с чем-либо другим. Наши бывшие соотечественники, говоря на русском языке, стараются делать это быстро, но из-за того, что они забывают многие слова, они также быстро и умело заменяют их английскими синонимами. В результате получается своеобразный русско-английский «винегрет» из фраз. Это звучит забавно, но смысл вполне понятен.
Хочу пояснить, как я обычно веду себя в подобных ситуациях. Я побывал во многих странах и везде встречал соотечественников: туристов или эмигрантов. Но я не стремлюсь показать, что понимаю русский язык, если в этом нет необходимости.
К такому решению я пришёл после нескольких долгих бесед, которые отнимали у меня много времени и сбивали с графика путешествия. Когда люди видят во мне «своего», они начинают задавать вопросы и иногда даже высказывать претензии, связанные с тем, что я приехал из их бывшей родины, откуда им пришлось уехать по разным причинам. Поэтому я стараюсь не вступать в разговор первым, а по внешнему виду сложно определить, откуда я.
Присев на соседнюю скамейку я занялся чисткой линзы. Пока искал кисть в рюкзаке и аккуратно протирал объектив я стал невольным свидетелем воспоминаний этих двух мужчин.
Это были отец и сын, о чем можно было судить по тому, что один из них называл другого «папа». Интересно, что сын обращался к отцу на «Вы», что придавало их разговору особую трогательность. Отец много расспрашивал о маме, которая живет видимо вместе с сыном в другом штате, а сын с неохотой отвечал дежурными фразами, что все у них хорошо. Мне сложно судить о возрасте, но сыну на вид было около 25–30 лет.
Наконец в их разговоре возникла пауза. Я к этому времени уже очистил камеру и сидел молча смотря на огни вечернего Манхеттена.
Вдруг сын резко спросил, не смотря на отца: “Папа, почему вы приехали в Америку и привезли меня сюда с мамой?” — На этих словах он обернулся в мою сторону, как будто адресовал вопрос не отцу, а мне. Я даже немного растерялся, но сделал вид, что не услышал его.
«Когда я был молод, — произнёс с небольшой паузой отец, — я думал, что Америка — это единственная страна, у которой есть будущее. Тебе сейчас трудно даже представить, в каких условиях мы жили в России. Это была невозможная жизнь», — на этих словах тон изменился, и в голосе появились нотки сожаления, — тебе здесь не нравится? Почему ты спрашиваешь?
Сын снова взглянул на отца: «Да. Мне надоело думать о деньгах каждый день. Мы всем должны, вы понимаете, папа? Мы должны всем! Как дальше жить? Банк скоро заберёт наш дом, и мы окажемся на улице, и это всё из-за вас, папа».
Я встал со скамейки и медленно направился к ограждению набережной Ист-Ривер, чтобы сделать несколько снимков сверкающих небоскрёбов Манхэттена. За спиной беседа продолжалась, но я не хочу вас до конца погружать в эту очень личную и печальную историю.
Мои мысли разрывались на части. Я наконец понял, что эта случайная встреча была именно тем неисполненным делом, без которого меня не отпускал Нью-Йорк.
Моё настроение резко изменилось, и перед глазами, как в ускоренной перемотке, замелькали кадры из конца 80-х, 90-х и годов прошлого века. Затем появились образы из нулевых и 10-х годов текущего столетия.