Все трое вежливо поклонились незнакомке и, не желая быть неделикатными, не спешили предлагать ей вопросы о причине ее посещения. Эта деликатность была тем более уместна, что незнакомая дама сильно волновалась и дрожала всем телом. Очевидно, ей надобно было время, чтобы немного оправиться и собраться с мыслями. Наконец, она вытерла слезы и обратилась к хозяевам.
— Наше посещение должно казаться вам странным, — сказала она, — но человек, воля которого для меня всегда была законом, пожелал, чтобы его принесли сюда.
— Зачем? — спросил мягко капитан.
— Чтобы умереть здесь.
Этот ответ, произнесенный грустным голосом, заставил вздрогнуть всех присутствующих. Капитан подошел к носилкам и осторожно отдернул занавески. В носилках лежал человек, лицо которого было покрыто смертельною бледностью, и только во взгляде светилась искра жизни.
— Что мы можем сделать для вас, чтобы облегчить ваши страдания? — спросил капитан де-Ласей после продолжительного молчания.
Все подошли к носилкам и с состраданием смотрели на умирающего.
Больной не отвечал. Глаза его скользнули по лицам присутствующих и остановились, как прикованные, на лице старушки.
Она также с волнением пристально вглядывалась в него. Их волнение обратило на себя внимание капитана и его жены.
— Что с вами, матушка? — спросил капитан.
— Генри, Гертруда! — вскричала она, протягивая к ним руки, как бы прося поддержки. — Этот человек имеет право быть здесь. Да, я узнаю эти угасшие черты, этот взгляд! Он — мой брат!
Она произнесла эти слова таким тоном, словно родство с этим человеком доставляло ей не радость, а горе.
Незнакомец, слишком взволнованный, чтобы говорить, утвердительно сомкнул глаза.
— Ваш брат! — вскричал капитан. — Я знал, что у вас был брат, но думал, что он умер молодым.
— Я тоже так думала, хотя иногда предчувствие говорило мне другое. Я знаю, что верно угадала! Генри, это твой дядя, мой брат, мой бывший воспитанник.
— Генри, Гертруда! — продолжала она, закрыв лицо руками. — Вглядитесь в него хорошенько; не напоминают ли вам черты его лица кого-нибудь? Кого вы боялись и затем полюбили?
Капитан и его жена молча в изумлении смотрели на больного. Тогда послышался тихий, но ясный голос, звуки которого заставили их вздрогнуть.
— Уильдер, — сказал раненый, собираясь с последними силами, — я пришел к тебе просить последней милости.
— Капитан Гейдегер! — вскричал Генри де-Ласей.
— Красный Корсар! — прошептала его жена, невольно отодвигаясь от носилок.
— Красный Корсар! — вскричал ее сын, подходя ближе к носилкам под влиянием непреодолимого любопытства.
— Наконец-то его припечатали! — дерзко сказал Ричард, приближаясь к группе, стоящей около носилок. В руках у него были щипцы. Он все время делал вид, что поправляет огонь в камине, чтобы иметь предлог не уходить из комнаты.
Когда все немного оправились от неожиданности, больной начал:
— Война заставила меня покинуть мое уединение. Америка нуждалась в нас обоих, и мы оба послужили ей. Сестра, друг мой! Прости меня!..
— Уильдер! — вдруг вскричал умирающий с необычайною силою. — Уильдер!
Все глаза жадно впились в него. В руках раненого был сверток, на котором, как на подушке, покоилась прежде его голова.
Он сделал последнее усилие, приподнялся немного и вдруг развернул сверток. Присутствующие увидели перед собою знамя независимости с рассыпанными по голубому полю звездами.
— Уильдер, — повторил он с улыбкой, — мы победили!
С этими словами он упал обратно в носилки и остался неподвижным. Торжествующее выражение его лица перешло в тихое спокойствие смерти.
1828