Красный корсар

— Эти двуглавые чудища — сухопутные птицы и редко отваживаются вылетать в открытый океан, — продолжал он. — Они не для меня 49. Вот мужественный, доблестный датчанин, вот упорный швед, а это мелкота, — произнес он, быстро проведя рукой по более тонким валикам, аккуратно лежавшим на отведенных им местах, — хоть она тоже развевает по ветру свои тряпки подобно великим державам. Вот роскошный неаполитанец… Ах, вот наконец и ключи от царства небесного! Флаг самый подходящий, чтобы умереть под ним. Однажды под этим самым лоскутком я сцепился врукопашную с тяжело вооруженным алжирским корсаром…

— Как, вы решились сражаться под знаменем церкви?

— Исключительно из благочестия. Я представил себе, как изумится варвариец, обнаружив, что мы отнюдь не возносим к небу молитвы. Не успели мы дать по нему один-два залпа, как он стал клясться, что сам аллах предопределил ему сдаться. Когда я обрушился на него с наветренной стороны, мусульманин, наверно, решил, что его атакует весь святой конклав 50 и что близок конец Магомета и всех его потомков. Признаюсь, я сам спровоцировал столкновение, показав ему эти мирные ключи, — он ведь по тупости своей полагал, что они открывают добрую половину несгораемых шкафов христианского мира.

— И вы отпустили его, когда он признал свою ошибку?

— Да, с должным напутствием. Мы обменялись кое-какими товарами и расстались. Я оставил его курить трубку в бурном море с форстеньгой за бортом, с бизань-мачтой под кормой и шестью-семью пробоинами в подводной части, куда все время вливалось ровно столько воды, сколько ее откачивали. Он был на верном пути к тому, чтобы обрести свою долю райского блаженства. Но так предопределил аллах, и он был доволен!

— А это что за флаги? О них вы не упомянули. Их много, и они богато расшиты.

— Это флаги Англии. Они, подобно ей самой, аристократично пестры, как ее партии, и не лишены юмора. Здесь есть тряпье для всех рангов и положений, как будто люди не сделаны из одного теста и подданные одного королевства не могут плавать под одним флагом. Вот флаг лорда главного адмирала, вот святой Георгий, вот красное поле, вот голубое — на любой случай или для любой прихоти. Вот полосы матери Индии 51 и даже сам королевский штандарт 52!

— Королевский штандарт!

— Почему нет? Ведь говорят же, что капитан — самодержец на своем корабле. Да, это штандарт короля, и более того — мы поднимали его, когда встретились с адмиралом.

— То есть как? — вскричал молодой человек с ужасом, который испытывает священнослужитель при виде святотатства. — Поднимать королевский штандарт перед адмиральским судном! Все мы знаем, как трудно, даже опасно выкинуть ради забавы хотя бы простой вымпел в виду королевского крейсера…

— Люблю подразнить этих негодяев! — прервал его капитан с приглушенным, но горьким смехом. — В этом есть какое-то особое удовольствие. Они не раз пытались наказать меня за это, но всегда безуспешно — силенок не хватало. Но вы-то понимаете, как приятно сводить счеты с законом, выставив напоказ это широкое полотнище… Больше говорить не стоит.

— А каким из всех этих флагов вы чаще всего пользуетесь? — спросил Уайлдер после краткого, но глубокого раздумья.

— В этом отношении я прихотлив, как пятнадцатилетняя девчонка в выборе лент. Иногда я меняю по дюжине флагов в день. Немало достойных купцов, придя в порт, рассказывали чистую правду то о голландце, то о датчанине, с которым они перемолвились словечком в открытом море. В дни сражений у меня на этот счет тоже бывают всякие причуды. Но особенно я люблю один флаг.

— Какой же?

Капитан положил руку на один из свернутых флагов и на минуту замер. Он смотрел на своего гостя так пристально и напряженно, что, казалось, читал в самых глубинах его души. Затем он развернул перед юношей ровное кроваво-красное полотнище без вышивки, без всяких украшений и торжественно произнес:

— Вот он.

— Но ведь это пиратский флаг!

— Да. И он мне больше по вкусу, чем мрачное черное поле с черепами и прочей ребяческой чепухой. Этот флаг не угрожает, он просто говорит: «Купить меня можно только такой ценой». Мистер Уайлдер, — добавил он, оставив иронически-шутливый тон, в котором вел предшествующий разговор, и в голосе его зазвучали властные нотки, — мы понимаем друг друга. Пора каждому из нас плавать под собственным флагом. Нужно ли говорить вам, кто я?

— Полагаю, что не нужно, — сказал Уайлдер. — Если я верно толкую все эти явные приметы, передо мною…

— … Красный Корсар, — докончил его собеседник, заметив, что Уайлдер не решается произнести эти страшные слова. — Да, это так, и я надеюсь, что наш разговор — начало прочной и долгой дружбы. Сам не понимаю, почему с момента нашей первой встречи меня влечет к вам какое-то неизъяснимое, но сильное чувство. Может быть, я ощутил пустоту, которую мое положение создает вокруг меня. Как бы то ни было, я принимаю вас от всего сердца и с распростертыми объятиями.