Вся эта чепуха, произносимая столь благоговейно, рассмешила и рассердила Лёна — оказывается, подарок, преподнесённый Лавару Гранитэлью, уже не так хорош для оборванца, одетого ещё вчера в истлевшие лохмотья! Но, всё же Лён признал, что выглядят они вдвоём действительно несколько провинциально. Никто не угадал бы в молодом всаднике на безукоризненно прекрасном белом коне представителя могущественного Дивояра. Вот конь Лёна и вызывал у прохожих интерес — на него заглядывались и даже откровенно оценивали его стать, а всадник, сидящий на его спине, ловил лишь насмешливые взгляды. Лёна это забавляло, а Лавара приводило в недовольство.
— Ну всё, пошли пялиться! — пробормотал он, запахивая плотнее плащ. Оба товарища припустили дальше по улице, едва заметили, что на них обратили внимание богатые щеголи, выходящие из одного заведения под вывеской «Королевская охота».
Путешественники свернули в тихую уличку, где публика была попроще и победнее. Там они и обнаружили соблазнительное заведение, на котором было обозначено недвусмысленное название: БАНЯ.
— Ого! — сказал Лавар. — Это как раз по нам! У вас есть деньги, мой друг? Если нет — я знаю, что богатенькие дивоярцы иной ходят без кошельков, и все блага жизни им доставляет их волшебный дар, — то я предложу банщику в уплату это прекрасное меховое одеяло, которое так предусмотрительно захватил с собой. Что хотите, милый мой, а мне требуется основательная мойка, я так и чувствую хруст песка на своей спине.
Да, эта мысль была весьма недурна — Лён за всё время, что бывал на Селембрис, ни разу не посетил городскую баню. Да что там! Он и в деревенской ни разу не мылся — все эти цивилизованные блаженства ему заменяла какая-нибудь холодная лесная речка. Слава Дивояру, он хоть мыло мог сотворить! Ранее он после приключений на Селембрис возвращался в родную квартиру и мылся, как все люди в его урбанизированном мире, в обыкновенной ванне. Теперь же чудные мысли возникли в его голове, когда он смотрел на это кирпичное здание, разукрашенное по фасаду цветной мозаикой, заменяющей в данном случае рекламу: на картинках молодцеватые банщики почему-то непременно с усами взбивали пышную пену в высоких кадках в то время, как разнеженные клиенты терпеливо ждали их, лёжа на краю бассейна. А далее шли совсем уж обольстительные сюжеты: длинноволосые чувственные красавицы с пышными формами делали массаж распластанным по скамьям посетителям, причём, те и другие приятно улыбались, глядя с фасада здания на улицу.
Меж тем Ксиндара раскатал плотную скатку из мехового одеяла, предусмотрительно пристёнутого к седлу, и теперь потряхивал мех, стараясь придать ему пышный вид.
— Как думаешь, сколько можно выручить за него? — спрашивал он Лёна. — А то я не знаю здешней меры денег.
— Я тоже понятия не имею, — признался тот.
— Конечно! — фыркнул попутчик. — Ты же дивоярец, тебе деньги ни к чему!
— Ну вот что! Хватит издеваться надо мной! — рассердился Лён. — Дивоярец я или нет — не твоё дело! Не нравлюсь — ступай своей дорогой!
— Ба, ба! Что за вспышка? — удивился Лавар. — Ну, прости мне моё неуклюжее чувство юмора. Я вовсе не хотел!
— Ладно извиняться, — буркнул Лён, и в самом деле устыдясь своей несдержанности. Он заинтересовался своей сумкой, которая неожиданно потяжелела — никаких причин этому не было.
Едва открыв сумку, он ещё больше удивился — поверх уже известных ему вещей, скромно притулился весьма увесистый предмет, в котором легко узнавался плотно набитый кошелёк — замшевый мешочек с завязками, в каких в этом погрязшем в глубоком средневековье мире носят деньги! Первая же крупная золотая монета, извлечённая из кошелька, содержала сложный рисунок — с одной стороны герб, а с другой явно королевский профиль.
— Прошу прощения, Лён, — совсем уже искренно сказал Ксиндара, — если я когда в другой раз вздумаю подшучивать над дивоярцем, напомни мне про то, как ты нашёл меня. Однажды моя шутка привела к печальному исходу.
— Чего уж там, — пробормотал Лён, вспомнив, что так и не разузнал у нового попутчика: каким всё же образом тот очутился в столь плачевном положении.
Лавар уже двинул в обход здания бани — в широкие ворота, где тут же очутился в руках прислуги. Его вежливо спешили, лошадь тут же привязали к брусу, подсунув ей охапку сена. Вошедшего следом Лёна точно так же услужливо встретили, избавив от всех забот о лошади — лишь бы клиент не передумал. Здесь был прекрасный сервис и замечательная обстановка. Впервые за все годы Лён знакомился со внутренней жизнью обитателей волшебной страны. Ранее он только путешествовал, и дикие леса были ему ночной гостиницей, а поляны — столовой. Так что, теперь, благодаря более опытному в житейской правде Ксиндаре, он входил в быт страны, которая стала ему второй родиной.