Красный лик: мемуары и публицистика

Медленно поворачивается на бегу автомобиля огромный холм, какое-то погребение. Должно быть, мёртвый вождь приказал похоронить себя над этим простором, где нет ничего, кроме воздуха и моря, где слышен отдалённый шум прибоя, где мелькают серебряные чайки и лежат такие разноцветные, такие заманчивые острова вдали.

Их всё больше и больше, этих монастырьков и погребений. Наконец берег подымается, мы проезжаем вправо и объезжаем со стороны суши волшебный город, что-то вроде Пан-лин-чин. Забыл.

Дело в том, что в Китае город действительно город. Он огорожен. Его должна окружать стена. И здесь стена взбегает на зелёный откос над синим морем. Над ней огромная розово-красная гранитная скала, похожая на мясо. Кудрявится зелень над стеной, буйно выпирает из неё, как цветок из горшка.

А над стеной и над морем холм, который покрывает какое-то строение – не то храм, не то ямынь. Над ним ярко-жёлтая крыша, она кажется золотой, и кругом слой разноцветных крыш, с фантастически поднятыми углами, и там же торчит пагода, подхваченная ярусами, словно юбка модницы 70-х годов на картинах Мане.

Есть в России город Свияжск, который на горушке выстроил Грозный Царь Иван. Словно разноцветные головки булавок на бархатной зелёной подушечке помещицы-искусницы – золотые и цветные купола его церквей.

Есть у Владивостока остров Скрыплев, если выходить в море, оставляя справа Русский остров. И тот и другой, и Скрыплев, и Свияжск, напоминали мне остров Буян, с царством славного царевича Гвидона.

Но нигде эта очаровательная потрясающая фантастичность и яркость не была так ясна, как здесь. Пару куполов с золотыми крестами дайте сюда – и русская сказка жива, воплощённая на севере Шаньдунского полуострова:

Город новый, златоглавый,
Пристань с крепкою заставой…
Стены с частыми зубцами,
И за белыми стенами
Блещут маковки церквей
И святых монастырей…

Мы вышли из Вей-сиена в половине седьмого, а около половины четвёртого я вижу утомлёнными глазами большой город, погружённый внизу в чашу среди зелёных гор, по хребту которых крадётся какая-то стена.

Чифу!

Опять стихи:

Пустой начинаю строчкой,
Чтоб первую сбить строфу:
На карту Китая точкой
Упал городок Чифу.

Камень гранит, которого в изобилии, придал городу, его зданиям особую окраску. Если это не серая китайская глина, то это цвет розового гранита, похожий на сальтисон. Приключение с рикшей, который не смог меня везти, а потом требовал деньги, схватил за руку, представил меня абсолютно спокойному городовому и за это был в кутузке посажен на цепь, отнюдь не нарушило моей китаефилии.

А в городе – «хлебопёки», т. е. американские матросы, которых зовут так за их белые шапочки, и русские девушки:

Здесь девушек русских много
В китайских притонах есть.

Разыскивая на прекрасной набережной гостиницу, вижу в окне такой облик. Спрашиваю: «Где такая-то гостиница?» – «А, вы русские, – говорит, – ходите тудою!».

Это русские девушки. Они везде. Какая-то женская диаспора.

И в Шанхае, и в Пекине, и в Цинане, и в Тяньцзине – везде, везде развеянные великим российским тайфуном… Место, где вихрятся тайфуны.

Должен, однако, сказать, что известным образом эти девушки завоёвывают себе всё большее и большее положение… Конечно, далеко не завидное… Много их перевенчалось с длинными, ходящими в раскачку нелепыми американскими матросами… (Невольно вспоминаю былых славных русских матросов: коренастые, с бычьими шеями, так легко и свободно разносившие целые кварталы в заграницах. Где-то вы теперь, над которыми реет малиновое пушечное пламя Синопа и Гангута?) И эти русские девушки в барах за бутылкой пива или «дринком» ведут непрестанные политические разговоры со своими возлюбленными на политические темы, ругая современный русский строй до самозабвения, до истерики…

И несомненно, что их жалкая, по-русски пьяная, нелепая, раскрашенная армия много сделала в этом отношении… Как масло, льются их слёзы на волны, поднятые тайфуном революции, и волны эти мало-помалу утихают…

Наконец гостиница, ванна, яичница и сон…

Сон непробудный, усладный, с глубокою смертью сходный…

Гун-Бао. 1928. 19 августа.

Из дорожной тетради. В Чифу

7 августа, «Бродвей-Отель»

Вчерашний день прошёл в безуспешных попытках достать японскую визу на мой китайский служебный документ. Тщетно я доказывал японскому консульскому чиновнику и самому консулу, что заграничный паспорт, выданный в 1922 году из Владивостока, по старым русским законам годится мне, на крайний случай, на пять лет… Но чем я могу удостоверить это? А в консульство пришлось пойти потому, что пароходов на Инкоу, как я хотел, почти не бывает. Это мне сообщил хозяин отеля, видный пароходовладелец, и потом подтвердил в канцелярии «Харбор Мастер’а» какой-то длинный американец.