Красный лик: мемуары и публицистика

И эти отдельные неразборчивые личности стали строить свой авторитет пред толпой на том, что они стали «колдунами от науки»… Они стали объявлять, что они знают насквозь всю сущность мира, что только наука знает это; рабочие гипотезы (вроде материализма) они объявили действительностью, проповедуют суеверие о материи; зная из знания смерть – они стали проповедовать, что мир смертен; услыхав из астрономии, что небо – пустота, – они стали проповедовать, что Богу негде жить, что, стало быть, Его нет.

Как мальчишки устраивают войну с беззащитными репейниками, скача на палочке, размахивая прутиком и наслаждаясь своим могуществом, так эти колдуны от науки – стали громить слабые, детские суеверия прошлых лет. Как недалёкий человек, побывавший в городе, подчас начинает презирать родную деревню, так эти научные колдуны стали презирать то состояние человечества, в котором оно находилось ещё вчера…

– Сильнее кошки зверя нет! – говорит бедная мышь на корабле.

– Наука всего сильнее! – восклицают эти бедные люди… И, пользуясь своей «силой», громят прежние младенческие знания.

Для них всякое изобретение – не плод рук человека, такого же, как они, а «плод науки и просвещения». Пред радио они сидят с суеверным восторгом пред человеческим умом. Какое-нибудь приспособление для передачи изображения на расстояние приводит их в суеверный восторг.

И они заявляют:

– Нет силы, кроме силы науки, нет ничего, кроме того, что изобретает она.

И повторяется с точностью история о Вавилонской башне. Построили люди пять, десять этажей – но не удовольствовались этим.

Они стали строить «до неба».

Построили люди радио, но не довольствуются тем, что получают каждый день новости и биржевые курсы…

Разговаривая по телефону из Америки в Англию и Францию, они требуют к телефону самого Господа Бога…

И не слыша Его ответа, они удостоверяют облыжно, что Его нет… Они утверждают, что жизнь – сплошь материальна, и менделеевская таблица и спектральный анализ проницают Вселенную.

И они утверждают, что на земле царит смерть. И они учат, что нужно «ловить момент»:

Да, сладкий горошек достанется нам,
Мы даже стручочки облупим.
А Царствие Божие – мы воробьям
И ангелам Божьим уступим…

Они Небом пытаются управлять с Земли.

* * *

Когда умер король испанский Филипп II, строитель Эскуриала, 30 000 панихид должны были быть непрерывно вознесены за его царственную тёмную душу.

Когда его Непобедимая Армада двинулась на сражение с врагом и от этого сражения зависело положение Испании, – весь народ испанский пел молебны.

Когда Византию осаждали турки, то сражалась на стенах Константинополя какая-нибудь тысяча генуэзских воинов, а 100 000 здоровых мужчин пели молебны, просили, чтобы чудо низошло с небес и прогнало турок.

Непобедимая Армада погибла, несмотря на все моления.

Магомет II влетел по трупам и на коне вскакал прямо в св. Софию.

А что стало с бедной душой владыки Эскуриала от 30 000 панихид – мы не знаем.

Козявки от науки карабкаются на небо и погрязают в суевериях. Козявки от религии делают вид, что они спускаются с неба как его представители – и погрязают в суевериях.

Одни стоят других.

* * *

Но никто – ни истинный служитель Науки, ни истинный служитель Религии – никогда не подойдут с оскорбительными словами один к другому; оттого что математик, вычисляющий размеры будущего моста, его возможную нагрузку и прочее, – не верит в реальность материи, – мост нисколько не станет от этого менее прочен.

Мир религии и мир науки совершенно различны между собой; мир науки – это мир знания. Мир религии – мир веры. Чем в большей чистоте развивается знание – тем в большей степени оно освобождается от всяких примесей суеверия, вроде материализма, позитивизма и так далее.

С другой стороны, чем больше развивается вера, тем в большей степени она освобождается от элементов научности, космогоничности и т. д., одним словом, всего, что составляет историческую часть Библии.

Мир науки развивается в бесконечность, всё время усложняясь и уточняясь, в то же время всё больше и больше теряя почву для научных площадных суеверий. И чем больше развивается мир религии, тем больше мы видим, как развивается мир веры. Вера есть тот же род знания, «откровение вещей невидимых», но она совершенно трансцендентна, то есть лежит за гранью естественно научного знания. Вера представляет мир в совершенно другом аспекте, но столь же реальном, как и мир физический. И этот мир веры – реальный мир добра.

* * *