Но такова была ее работа, порученная ей управлением. Она директор лифта, а также главный координатор горных работ. Когда она ушла из ООН, то могла получить там любую должность, с которой сумела бы справиться. Королева лифта. Лифта, который теперь стал мостом для крупнейшей части экономики Марса. Она могла бы сама распоряжаться капиталом любого транснационального консорциума, с которым захотела бы сотрудничать.
Разумеется, все это было по ней видно — по тому, как она расхаживала по блестящей стеклянной комнате, по тому, как усмехалась всем его уничижительным замечаниям. Ну, она всегда была немного дурой. Фрэнк скрежетал зубами. Судя по всему, пора было использовать старые добрые США как карающий молот и затем посмотреть, что от нее останется.
— У большинства транснационалов имеются гигантские холдинги в Штатах, — сказал он. — Если американское правительство решит заморозить их активы из-за того, что они нарушают договор, это сильно их сдержит, а некоторые могут и вовсе этого не вынести.
— Тебе это никогда не удастся, — сказала Филлис. — Это обанкротит правительство.
— Не грози мертвецу виселицей. Пара лишних нулей в общем количестве — это просто следующий уровень нереальности, никто уже не может представить такого наяву. Единственные, кому кажется, что они могут, — это руководители транснационалов. Они берут на себя долги, но никого больше не заботят их деньги. Я могу убедить в этом Вашингтон через минуту, и посмотришь, как тебе это аукнется. Что бы ни случилось дальше, ты везде проиграешь. — Он разъяренно взмахнул рукой. — В итоге этот офис достанется кому-то другому, а ты… — И вдруг ему помогла интуиция: — Снова окажешься в Андерхилле.
Уж на это она обратила внимание, он это видел. Ее легкое презрение вдруг перелилось через край.
— Ни один человек в мире не может убедить Вашингтон ни в чем. Он сплошь погряз в зыбучих песках. Ты выскажешь свое мнение, я — свое, и тогда увидим, у кого больше влияния.
И с важным видом пересекла комнату, открыла дверь и громко пригласила представителей ООН.
Что ж. Потеря времени. Он не был удивлен: в отличие от тех, кто посоветовал ему туда приехать, он не верил в рациональность Филлис. Как и у множества религиозных фундаменталистов, для нее бизнес являлся частью религии; две догмы как части одной системы укрепляли друг друга. Разумными доводами с этим ничего нельзя было поделать. И если у нее еще могла остаться вера в силу Америки, то она явно не верила в то, что ею способен распоряжаться Фрэнк Справедливо. Но он собирался доказать ей, что она не права.
На обратном пути вниз по проводу он составил себе расписание получасовых видеопереговоров, распланировав по пятнадцать часов в день. За его сообщениями в Вашингтон быстро последовали сложные, с задержкой во времени, беседы с людьми из Государственного департамента и министерства торговли и многими другими чиновниками, которые также имели отношение к делу. Вскоре с ним должен был провести встречу и новый президент. А пока Фрэнк отправлял сообщения за сообщениями, туда и обратно, опережал всевозможные аргументы, заранее посылая ответы независимо от того, что ответят ему. Тяжелая и утомительная работа.
Ближе к концу пути, когда уже был виден весь остаток провода до самого «гнезда» Шеффилда, он внезапно почувствовал себя очень странно — по нему словно прокатилась психическая волна. Но ощущение прошло, и, немного поразмыслив, он решил, что это случилось из-за того, что вагон, замедлившись, мгновенно перешел отметку в одно g. Он представил себе, будто бежит по длинному пирсу, чьи кривые влажные доски блестят от рыбьих чешуек; он даже почувствовал соленый запах рыбы. Одно g. Забавно, как организм сумел это запомнить.
Вновь оказавшись в Шеффилде, он вернулся к нескончаемым записям сообщений и анализом поступающих ответов, имея дело со старыми дружками и теми, кто только набирает силу. Все разговоры сплелись в одно умопомрачительное одеяло из лоскутов-споров, протекающих на разных скоростях. В какой-то момент, поздней северной осенью, он вел около пятидесяти конференций одновременно — как будто проводил шахматный сеанс игры вслепую. Так длилось три недели и наконец изменилось к лучшему, прежде всего потому, что сам президент Инкавилья чрезвычайно заинтересовался тем, чтобы получить хоть какой-нибудь рычаг, действующий на «Амекс», «Мицубиси» и «Армскор». Он также хотел, чтобы в медиа просочилась информация о его намерении проверить факты нарушений договора.
Когда об этом стало известно, тут же случился резкий обвал фондовых рынков. А через два дня лифтовой консорциум объявил, что ажиотаж вокруг возможностей, открывающихся на Марсе, вырос до таких масштабов, что потребность на данный момент превысила предложение. Разумеется, они повысили цены, следуя своему принципу, но и временно замедлили поток эмигрантов до тех пор, пока не будет построено больше городов и роботов-градостроителей.
Фрэнк впервые услышал об этом из телерепортажа, сидя как-то вечером в кафе за одиноким ужином. Пережевывая пищу, он жадно усмехнулся: