Пилоты сидели ссутулившись, расходуя свою энергию на то, чтобы следить за местоположением другого самолета. Двигатели жужжали, ветра свистели над длинными гибкими крыльями. За бортом было шестьдесят градусов ниже нуля, давление — всего 150 миллибар, воздух — ядовитый, а на черной земле — ни единого убежища в радиусе многих километров. Надя некоторое время сидела за штурвалом, затем отходила в заднюю часть кабины, отворачивалась и пыталась поспать. Щелчки ретрансляторов по радиосвязи, вкупе с общими чертами положения, в котором они оказались, не раз напоминали ей о времени, когда они с Аркадием сражались с бурей на «Стреле». Она видела его, расхаживающего по дирижаблю голышом, с рыжей бородой, смеющегося, окруженного облаком частиц, летающих по гондоле. Затем 16Д вдруг дергался, вырывая ее из сна, и она снова ворочалась с неуютным чувством страха. Она могла бы сесть за штурвал, но Илье хотелось управлять самолетом не меньше нее, по крайней мере, в первые пару часов своей смены. И ей не оставалось ничего, кроме как помогать ему следить за вторым самолетом, который должен был все время находиться в километре по правому борту. Им редко удавалось связаться с другим 16Д по радио, но они контактировали при микропорывах и сводили переговоры к минимуму — к ежечасным выходам на связь или запросы в случаях, если один из самолетов отставал. Иногда глубокой ночью казалось, что они жили так всегда, и трудно было вспомнить, каково было жить до мятежей. И сколько так прошло — двадцать четыре дня? Всего три недели, но ощущение было такое, будто прошло пять лет.
А потом небо позади них стало наливаться кровью, высокие перистые облака становились фиолетовыми, ржавыми, красными, лиловыми, а потом быстро обретали вид металлической стружки в розовом небе; и невероятно разливающееся солнце начинало лучиться над каменистыми уступами, а они беспокойно принимались всматриваться в щербатые, тенистые ландшафты, ища признаки посадочных полос или железных дорог. После той бесконечной ночи им казалось, что они ничего не найдут, но внизу засияла дорога, на которую они могли сесть в случае необходимости. Ретрансляторы тоже можно было определить по карте, так что теперь их курс стал более определенным, чем казалось прежде. И теперь каждый раз на рассвете они замечали среди теней, лежащих впереди, посадочную полосу, идеально ровную и приветливо выделявшуюся своими светлыми оттенками. И они скользили вниз, ударялись оземь, замедляли ход, подъезжали к месту, которое представлялось им наиболее удобным, глушили двигатели и откидывались на сиденьях. И ощущали непривычное отсутствие вибраций, забытую безмятежность.
Тем утром они сели на полосу возле Жемчужной станции, где их встретила дюжина мужчин и женщин, крайне воодушевленных их прибытием, — они обнимали и целовали шестерых путников бесчисленное число раз, при этом смеясь от счастья. Прибывшие сбились в кучу, более настороженные таким приемом, чем в предыдущий раз, когда их с недоверием встречали в Бакхёйзене. Подчеркнутое гостеприимство не отменило, однако, лазерного сканирования запястий для определения их личности; но когда искин подтвердил, что эти шестеро были из первой сотни, раздались радостные возгласы. А когда шестерых гостей провели через шлюз в общий блок, некоторые из местных сразу же подошли к небольшим резервуарам и вдохнули веселящего газа с пандорфином, а потом с глупым видом посмеялись над собой.
Один из них, худощавый, молодо выглядящий американец представился им:
— Я Стив, обучался у Аркадия на Фобосе, когда мне было двенадцать, и работал с ним на Кларке. Большинство наших работало там с ним. А когда началась революция, мы были в Скиапарелли.
— Вы знаете, где Аркадий сейчас? — спросила Надя.
— В последний раз мы слышали, что он был в Карре, но сейчас его нет в сети, и так и должно быть.
Высокий худой американец прошаркал к Наде, положил руку ей на плечо и сказал:
— Мы не всегда такие! — и залился смехом.
— Не всегда! — согласился Стив. — Но сегодня праздник! Разве вы не слышали?
Хихикающая женщина оторвала лицо от стола и крикнула:
— День независимости! Четвертое четвертого!
— Смотрите, смотрите! — Стив указал на телевизор.
На экране возникло изображение космоса, и вся группа вдруг радостно заголосила. Как объяснил Стив, они подключены к зашифрованному каналу с Кларка и, хотя не могли расшифровать сообщения, использовали его как маяк, чтобы направлять оптический телескоп своей станции. Изображение с телескопа выводилось на телевизор в общем блоке, и они видели черное небо и звезды, заслоненные посередине телом, которое было всем знакомо — обтесанный в квадратную форму металлический астероид с тянущимся из него проводом.
— Смотрите! — крикнули они озадаченным гостям. — Смотрите!
Они снова завопили, и некоторые начали неслаженный обратный отсчет от ста. Некоторые вдыхали как веселящий газ, так и гелий и пели перед большим экраном: