Аркадий подошел к терминалу и включил «Пасторальную симфонию» Бетховена, начав с третьей части, когда танец в деревне прерывался из-за бури. Он прибавил громкость, и теперь они парили в длинном полуцилиндре, слушая глубину яростной бури Бетховена, которая, как внезапно показалось, идеально отвечала шквалу немого ветра, струившегося сквозь их тела. Он мог бы звучать именно так! Струнные и духовые визжали в диких порывах, необузданных, но при этом изумительно мелодичных, заставляя Майю ощущать, как мурашки бегают у нее по спине. Ей никогда еще не приходилось слушать такое старье столь внимательно. С восхищением (и чуточкой страха) посмотрев на Аркадия, увидела, как тот лучился от воздействия, произведенного подобранным им произведением, и танцевал, будто красный песочник на ветру. Когда буря в симфонии достигла апогея, было трудно поверить, что показатели радиации не возрастали, а когда музыкальная буря ослабла, казалось, что и настоящая должна утихать вместе с ней. Грохотал гром, свистели последние порывы. Безмятежная валторна объявила о завершении непогоды.
Люди начали разговаривать — они обсуждали различные дела этого дня, прерванные столь грубым образом, или использовали возможность для бесед на другие темы. Спустя примерно полчаса одна из таких бесед перешла на повышенные тона. Майя не слышала, с чего все началось, но вдруг Аркадий громко заявил на английском:
— Но думаю, что нам стоит сильно заботиться о планах, которые придумали для нас на Земле!
Остальные разговоры затихли, и все повернулись к Аркадию. Он парил под вращающейся крышей убежища, откуда мог всех видеть и вещать, словно какой-то безумный летающий дух.
— Думаю, мы должны разработать новые планы, — произнес он. — Думаю, нам следует заниматься этим уже сейчас. Все необходимо переделать с самого начала, выразив наше новое мышление. Оно должно касаться всего — даже первых убежищ, которые мы там построим.
— Зачем? — спросила Майя, раздраженная его стремлением играть на публику. — Наши проекты и так неплохи.
Это в самом деле раздражало: Аркадий часто выходил в центр сцены, а люди всегда смотрели на нее так, словно она была каким-то образом ответственна за него, словно в ее обязанности входило его сдерживать, не позволяя докучать остальным.
— Здания — это основа для создания общества, — сказал Аркадий.
— Нет, для создания помещений, — поправил Сакс Расселл.
— Но помещения подразумевают организацию общества внутри них, — Аркадий огляделся, взглядом пытаясь вовлечь людей в обсуждение. — План здания показывает, что его проектировщик предполагает по поводу того, что должно находиться внутри. Мы видели это в начале перелета, когда русские и американцы были разделены в торусах D и В. Видите, мы должны были оставаться двумя отдельными структурами. То же самое произойдет на Марсе. Здания выражают ценности, они обладают чем-то вроде грамматики, тогда как помещения — это предложения. Я не хочу, чтобы мне указывали, как жить, из Вашингтона или из Москвы, мне этого уже хватило.
— А что тебе не нравится в проекте первых убежищ? — с заинтересованным видом спросил Джон.
— Они прямоугольные, — ответил Аркадий. Это вызвало смех, но он не сдавался: — Прямоугольник — это стандартная форма! А рабочая зона удалена от жилых блоков, будто работа — не часть жизни. И жилые блоки состоят в основном из отдельных помещений, с соблюдением иерархии: начальникам отведено больше пространства.
— Разве это сделано не для того, чтобы облегчить им работу? — спросил Сакс.
— Нет. В этом нет реальной необходимости. Это вопрос престижа. Если позволите так выразиться, это очень показательный пример американского делового мышления.
Послышался стон несогласия, и Филлис спросила:
— Разве нам нужно связываться с политикой, Аркадий?
При самом упоминании этого слова облако слушателей пошатнулось. Мэри Данкел и еще пара человек оттолкнулись и направились в другой конец помещения.
— Во всем есть политика, — сказал Аркадий им в спины. — И наш перелет — не исключение. Мы строим новое общество, как это можно сделать без политики?
— У нас же научная станция, — возразил Сакс. — Необязательно приплетать сюда политику.
— Когда я был там в последний раз, никакой политики там точно не было, — произнес Джон, задумчиво глядя на Аркадия.
— Была, — ответил Аркадий, — только она была проще. У вас тогда был полностью американский экипаж, вы выполняли временную миссию, подчиняясь приказам командования. Но сейчас наш экипаж международный и мы основываем постоянную колонию. Это совсем другое.
Люди медленно подплывали по воздуху в сторону говоривших, чтобы лучше слышать, о чем идет речь.
— Мне неинтересна политика, — сообщила Риа Хименес, и Мэри Данкел согласилась с ней из другого конца помещения:
— Это одна из тех вещей, от которых я хотела уйти, попав сюда!
Несколько русских ответили одновременно:
— Это тоже политическая позиция!
— Вы, американцы, — воскликнул Алекс, — хотите покончить и с политикой, и с историей, чтобы создать мир, которым будете править!
Пара американцев попыталась ему возразить, но он их перебил: