Позже в тот день Надя наклонила нос дирижабля и развернула судно против ветра, опустившись до высоты в десять метров, а затем выпустила якорь. Корабль приподнялся, дернулся на тросе и, наконец, встал по ветру от якоря, рванувшись, как огромный бумажный змей. Надя и Аркадий, пройдя по всей длине гондолы, перебрались в место, которое Аркадий называл бомбовым отсеком. Надя прикрепила мельницу к подъемному крюку бомбоотсека. Та представляла собой небольшой магниевый ящик с четырьмя вертикальными лопастями, выступающими из стержня в верхней его части. Весила она около пяти килограммов. Они закрыли створки отсека, высосали воздух и открыли днище. Аркадий управился с подъемником, наблюдая в нижнее окно за тем, что происходит. Мельница вертикально упала и ударилась о твердый песок на южном склоне небольшого безымянного кратера. Он отцепил крюк, втянул его обратно и закрыл створку.
Они вернулись в кабину и посмотрели вниз на то, как работала мельница. Ее ящичек стоял на склоне слегка неровно, но четыре вертикальных лезвия вращались вполне задорно. Он походил на анемометр из детского метеонабора. На одной из сторон корпуса находился нагревательный элемент в виде металлической катушки, которая нагревалась, как кухонная плита. При хорошем ветре она могла нагреваться до двухсот градусов по Цельсию, что было вполне неплохо, особенно в такой среде. И все же…
— Понадобится много таких штук, чтобы хоть чего-нибудь добиться, — заметила Надя.
— Конечно, но тут и небольшая помощь — уже что-то. Ведь это своего рода свободное тепло. Ветер питает нагреватели, а солнце дает энергию фабрикам, которые производят эти мельницы. Как по мне, идея хороша.
В тот день они останавливались еще раз, чтобы опустить еще одну мельницу, после чего встали на якорь на ночь, укрывшись в новом твердом кратере. Они приготовили ужин в микроволновой печи в своей крошечной кухне, а потом улеглись в своих узких койках. Было странно качаться на ветру, словно в лодке на причале — отплывая туда и обратно, снова и снова. Но если привыкнуть, это оказывало расслабляющее действие, и вскоре Надя уснула.
На следующее утро они проснулись до рассвета, отдали концы и, запустив двигатель, взмыли к солнцу. Со стометровой высоты был виден тенистый ландшафт, который становился бронзовым, когда граница света и тени перемещалась, разливая чистый дневной свет, озаряющий фантастическое смешение ярких камней и длинных теней. Утренний ветер дул справа налево относительно носа дирижабля и подталкивал их к равнине Хриса, а судно жужжало винтами, двигаясь на полной мощности. Затем земля под ними исчезла, и они очутились над первым из бывших каналов, которые им предстояло пройти, — над извилистой безымянной долиной к западу от долины Шалбатана. Небольшое S-образное арройо, несомненно, было высечено водой. Позже в тот день они пролетали над более глубокой и широкой Шалбатана, где выделялись еще более явные признаки: каплеобразные острова, извилистые каналы, аллювиальные равнины, размытые долины. Повсюду присутствовали следы сильнейшего наводнения, при котором образовался каньон такой величины, что «Стрела» вдруг стала казаться маленькой бабочкой.
Эти каньоны и высокие участки между ними напомнили Наде пейзажи из американских фильмов о ковбоях — размывы, плоскогорья, одинокие скалы, как в Долине монументов[45]
. Только здесь все это тянулось четыре дня — столько они летели над рядом безымянных каналов, над Шалбатана, Симудом, Тиу и, наконец, над Аресом. Все они возникли в результате гигантского наводнения, которое затопило поверхность, длилось несколько месяцев и было в десятки тысяч раз крупнее наводнения на Миссисипи. Надя рассказала об этом Аркадию, когда они смотрели вниз на каньоны, но все равно было трудно постичь все их величие. Теперь по ним, огромным и пустым, блуждал лишь ветер. Дело спорилось, и Аркадий с Надей по несколько раз в день опускались, чтобы сбросить мельницу.Затем, взяв на восток от долины Ареса, они снова полетели над густо усеянной кратерами Землей Ксанфа. Снова повсюду были кратеры — большие, мелкие, старые, новые; кратеры, чьи края были испещрены более новыми кратерами; такие свежие, будто появились буквально накануне; кратеры, которые едва были видны, особенно на рассвете или в сумерках, напоминая засыпанные изгибы старого плато. Они проплыли над Скиапарелли — старым гигантским кратером диаметром в сто километров. Когда они находились над его серединой, его стены со всех сторон составили им горизонт — как идеальное кольцо холмов вокруг края света.
Следующие несколько дней ветры дули с юга. Они мимолетом увидели Кассини, еще один старый большой кратер, и миновали сотни малых. Они выбрасывали по несколько мельниц в день, но более сильное чувство масштаба планеты им давал сам полет, и весь проект стал казаться им шуткой, будто они летели над Антарктидой и пытались растопить лед, устанавливая походные печи.
— Нужно сбросить миллионы этих мельниц, чтобы что-то изменилось, — сказала Надя, когда они поднялись после очередной остановки.