Красный монарх: Сталин и война

Булганин был уверен, что такое поведение единственно правильное. Он считал, что у него нет выбора. «Что я мог сделать? – жалобно восклицал министр обороны. – Я знал, что Берия и Маленков сидят в углу и внимательно наблюдают за мной».

* * *

В это время дочь Кузнецова, Алла, и ее муж Серго Микоян спешно вернулись из медового месяца. Они приехали всего через несколько дней после того, как забитый до полусмерти Алексей Александрович Кузнецов подписал признание. Анастас Микоян принял невестку в своем кремлевском кабинете. «Мне было очень трудно говорить с Аллой, – написал он в мемуарах. – Конечно, я должен был сообщить ей официальную версию ареста». Алла с рыданиями выбежала из кабинета. «Я бросился за ней, – вспоминал Серго. – Я боялся, что она наложит на себя руки».

Анастас вернул сына и показал ему подписанное Кузнецовым признание. Сталин, как обычно, разослал его членам политбюро. Серго не поверил ни слову.

– Но он собственноручно подписал каждую страницу, – подчеркнул Микоян-старший.

– Я уверен, что все прояснится и он вернется, – не сдавался Серго.

«Конечно, я не мог сказать ему, что Сталин уже решил судьбу Кузнецова и он никогда не вернется», – писал Анастас Микоян.

Ленинградское дело было не единственным успехом Лаврентия Павловича Берии. Сразу после ареста Кузнецова, в конце августа 1949 года, Берия отправился на бронированном поезде в казахские степи, где находился закрытый ядерный полигон. Там проводились испытания атомной бомбы. Берия очень волновался. Он прекрасно понимал, что если что-то пойдет не так, то семья Лаврентия Павловича будет уничтожена вместе с ним. Маленков подбадривал союзника.

Берия приехал в Семипалатинск-21 на генеральное испытание советской бомбы. Он остановился в маленьком домике позади командного пункта профессора Курчатова. Утром 29 августа на глазах Берии кран осторожно опустил урановый пест в вагон. Затем в него поместили плутониевую полусферу. После того как бомбу снарядили взрывчаткой и взрывателем, ее отвезли на место взрыва и подняли на самый верх башни. Лаврентий Берия и ученые уехали.

В 6 часов вечера все собрались на командном пункте в десяти километрах от эпицентра взрыва. В домике была панель управления и телефоны связи с Москвой. Наблюдатели спрятались за земляным валом, который должен был защитить от ударной волны. Курчатов дал команду произвести взрыв. Небо осветила яркая вспышка. После того как ударная волна прошла, все выбежали из командного пункта, чтобы полюбоваться похожим на гриб облаком, которое величественно поднималось перед ними.

Лаврентий Павлович был так взволнован, что поцеловал Курчатова в лоб.

– Все как у американцев? Ничего не напортачили? Курчатов нас не обманывает? – допытывался он у ученых.

Берия очень обрадовался, когда узнал, что взрыв сровнял с землей все, что было на полигоне.

– Слава богу, все получилось! – облегченно вздохнул Берия и бросился звонить в Москву, чтобы первым сообщить Сталину об успешном испытании.

Берию ждало разочарование. Сталин грубо оборвал его. Он сказал, что все уже знает, и бросил трубку. У Иосифа Виссарионовича имелись собственные источники информации. Берия пришел в ярость. Он ударил генерала, осмелившегося сообщить вождю, и гневно закричал:

– Ты вставляешь палки мне в колеса, предатель! Я сотру тебя в порошок!

Несмотря на эту маленькую неудачу, он очень гордился своим колоссальным успехом. Через четыре года после Хиросимы у Сталина появилась своя атомная бомба.

Берия и Маленков были довольны. Они вернули расположение Хозяина.

* * *

Сталин вызвал Хрущева из Киева. «Конечно, я не мог не чувствовать тревоги», – признавался позже Никита Хрущев. Поводов для страха было предостаточно. Вознесенского и Кузнецова в это самое время пытали в подвалах Лубянки.

Хрущев позвонил Маленкову.

– Не беспокойся, – посоветовал Маланя. – Я не могу сказать, зачем тебя вызывают, но даю слово, что тебе нечего бояться.

Никита Сергеевич Хрущев правил Украиной с 1938 года. Перед войной он безжалостно уничтожал кулаков, во время войны и после нее громил украинских националистов и униатских епископов.

В феврале 1948 года Хрущев вновь организовал высылку из деревень ненадежных элементов. По его инициативе был арестован почти миллион человек. По своим масштабам и жестокости это колоссальное преступление вполне сопоставимо с депортацией кулаков в тридцатые годы. Неудивительно, что на старости лет, уже на пенсии, Хрущев говорил: «У меня руки по локоть в крови».

Никита Хрущев, лысый и круглый, как ядро, ходил у вождя в любимцах. Говорил он очень просто. Наверное, поэтому его лесть казалась Иосифу Виссарионовичу искренней. Сталин считал этого энергичного руководителя полуграмотным крестьянином. «Хрущев так же невежественен, как эфиопский император», – однажды сказал он с улыбкой Маленкову. Однако славившийся проницательностью вождь знал и сильные стороны своего фаворита. Ему нравились в Хрущеве «глубокий натурализм, чистая мужская сила, настойчивость и хитрость, здравый смысл и сильный характер». «Его нужно держать на коротком поводке», – задумчиво говорил порой Сталин.