Красный орёл (СИ)

— Марк! Тит! Авкт! Массинисса! — широко раскрылись сонные глаза у Петрония, отворившего нам дверь в своё маленькое логово. Видимо, отсыпался после работы.

— Мы пройдём, чтобы не нервировать жителей? — сразу спросил я разрешения, так как неуютно чувствую себя в коридорах инсул.

— Заходите! Заходите! — слишком громко произнёс художник. — Я бы вас чем-нибудь угостил, но у меня только хлеб и вода.

— На тебе сыр и немножко орешков, — Тит вручил Петронию небольшой свёрток.

— А вот тебе орудие для дополнительного заработка и художественной самореализации, — Массинисса передал второй свёрток, куда более внушительный.

— Ого! Да тут же краски! И… машинка для наколок! — радовался наш странный друг истинными детскими эмоциями.

— Ты же как-то упоминал, что в трудовом лагере делал другим наколки, — пояснял африканец наш необычный подарок. — Теперь и в Норт Ауруме сможешь. Только не простой иголкой и убогими чернилами, а специальным для этого оборудованием.

— Я даже не знаю, что сказать. Не знаю, как вас отблагодарить, — на глазах у него наворачивались слёзы счастья. Как же мило на него смотреть.

— Друг, сделай нам наколки, и мы в расчёте, — наконец озвучил я цель нашего визита.

— Да, орлов легиона у сердца! Светящихся в темноте! — тут же добавил Тит свои пожелания. Точнее наше с ним и с Массиниссой решение. Авкт решил не участвовать в этом.

— Светящихся? Ультрафиолетовых! Ну, они, если честно, будут светиться только при ультрафиолетовом освещении, а не в темноте, — почесал лысину художник, озадаченный нашей просьбой.

— Подожди, я видел, как у Олимпии Вар наколки светились именно в темноте! — возразил я, вспомнив нашу с Богиней Норт Аурума поездку. — И у Акио рисунки светятся.

— Про Акио не знаю. Вообще не знаю, кто это. А у Олимпии обычные наколки, просто она их перед выходом покрывает специальной фосфорной краской. Трата времени, как по мне, — разрушил наши мечты художник. Зато сразу видно, что в теме он разбирается превосходно, ему можно доверить своё тело. Точнее часть кожи у сердца.

— Давай обычными чёрными чернилами мне орла, — начал снимать я с себя броню. Да и парням же нужно пример подать. Пускай и плохой пример, но легионеру можно делать наколки на закрытых частях тела, будь то грудь или спина. Например, у заместителя декана Власа на грудной клетке изображена классическая дигма — молнии Юпитера, веретено Децимы и крылья. Такие знаки раньше украшали скутумы легионеров. Это — своего рода символ неизбежной смерти противника, символ того, что его носитель — орудие самой судьбы.

— Вот, как тут, только без венка и надписи S.P.Q.R., - вручил я свой ремень художнику. — Где-то дюйма четыре на четыре. Можно чуть больше.

— На три таких мне потребуется время, — озадачился Петроний. Нехорошо получилось, мы его разбудили, заставили работать. Зато подарки принесли. Да и он сам говорил, чтобы мы заходили в любое время по любому вопросу…

— У нас вся ночь впереди! — достал непочатые бутылки вина из очередного свёртка Массинисса.

— У нас вся жизнь впереди! — открыл одну бутылку Тит и передал её мне.

— И весь мир у наших ног! — решил я продолжить как-нибудь красиво, но получилось весьма неоднозначно.

— За легион! — воскликнул Тит.

— За легион! — поддержал его Массинисса.

— За легион, — сделал я большой глоток вина, а Петроний, включив свет на максимум, принялся рисовать эскиз на моей грудной клетке. Возможно, я об этом ещё пожалею, но я же легионер! Я люблю свою работу, люблю своих друзей, люблю Республику. Я люблю легион…

Глава 21

Я умер? Как же голова болит. Как же меня тошнит. Да ещё и кошмары снились, что декан кричит: «Подъём, выродки!». Но сегодня же выходной. Точно, вчера были тренировки, потом мы поехали «грабить», затем украшать своё тело, а после ничего не помню.

— Мне вашей комнате лично нужно повторить, патриции хуевы? — ворвался в дверь разгневанный командир. — Подъём, уроды! Построение в коридоре!

Это был не сон, к сожалению. Проклятье, что мы вчера натворили? Я кое-как смог подняться с кровати, у которой стоял тазик, заполненный моей рвотой. Больше никогда не буду так напиваться, даю себе слово. Машинально накинув тунику, я выбежал из комнаты. Все уже выстроились. Наша четвёрка еле держалась на ногах.

— Вы чего оделись? Разве я отдал приказ прикрыть произведения искусства?! — неужели Аякс так бесится из-за наколок? — Давайте, раздевайтесь, сегодня я объявляю день голых задниц. Все раздевайтесь!

Мы ещё и остальных контуберналиев подставили. Но я всё ещё не могу понять, почему декан в таком гневе. Даже после нашего приключения в Африке он был куда более милым. Если это слово вообще к нему применимо.

— Красавцы, — всматривался командир в наших новеньких орлов на грудных клетках. — Мне нравится, правда. Вы выразили вашу преданность легиону таким тупым детским поступком. Если не брать в расчёт то, что вы набухались в ноль, то ничего почти не произошло. Но, будьте так добры, скажите пожалуйста, чья была идея вывесить такое вот знамя из окна кухни?