Красный падаван

Какими соображениями руководствовался Вейдер, формируя новый командный состав? Наверное, эта его Сила позволяет как–то отличать достойных; Таусу было некогда задумываться. Как бы то ни было, среди вновь назначенных офицеров флотских не было, флотские — каста особая; но роскошествовать уже не приходилось. Поэтому Таус испытал немалое удивление, когда протокольный дроид доложил о прибытии лейтенанта Эклипс, и в залу Резервного оперативного центра решительно вошла гибкая высокая блондинка в строгой тёмно–синей форме Имперского военного флота.

Лаврентий Палыч Берия любил знать всё. Такая работа. Потому и тащил на себе огромных воз научных проектов, старался досконально вникать в тонкости всех технических новинок, с которыми соприкасался: от электронных счётных устройств, которые ещё в 1939 году представил в Московском энергетическом институте профессор Сергей Алексеевич Лебедев, до, — много позже, — атомного проекта.

Да и не в одной работе дело; обладая от природы тонкой, романтичной натурой, Народный комиссар Внутренних дел СССР чувствовал, — он всегда чувствовал, — когда вселенная подбрасывала интересную загадку. Берия, как и всё Советское руководство, знал о предстоящем военном конфликте с Германией, и в других обстоятельствах не стал бы отвлекаться, но сегодня загадка оказалась особенно заковыристой и привлекла внимание Самого.

— Говоришь, никто его не видел? — Сталину крепко нездоровилось. Но спокойный хрипловатый голос звучал всё так же твёрдо — дух превыше плоти; тем более, когда эти дух и плоть носят такое несгибаемое имя.

— Так точно, Иосиф Виссарионович. Этот сержант, Половинкин, утверждает, что следовал за диверсантом от самого Исторического музея, и будто бы люди сами расступались, будто бы невидимка он.

— А как же сам сержант его углядел?

— Говорит, просто почувствовал. А потом заметил водолазный костюм. Ну и пошёл за ним.

— Твоё ведомство?

— Так точно, Иосиф Виссарионович. Но он не на службе был, девушку ждал, я проверил. Он сейчас у нас, до выяснения, можно уточнить.

— Лаврентий, некогда нам уточнять. Сам знаешь… — Сталин не договорил, но Берия понимал его без слов.

— Мои подтверждают. Видели сержанта госбезопасности, шёл по Красной площади с букетом. У самой Спасской вдруг рванулся к воротам, и тут перед ним будто бы из воздуха образовался этот диверсант. Они схватились, пока охрана подбежала, этот Половинкин его уж придушил, насилу отцепили.

— Крепок твой Половинкин, — хмыкнул Сталин. — водолаза придушил.

— Коба, — осторожно сказал Берия, — это не самое интересное.

Он помолчал, подбирая слова поточнее.

— Во–первых, костюм не водолазный, а вроде рабочей робы. Вот только материал мы опознать не можем.

Сталин усмехнулся.

— Роба дешёвая, а материал модный?

— Никак нет, материал обычный. Только его невозможно разрезать — не берёт ни одна сталь.

— Вот из чего надо самолёты делать, Лаврентий. Надёжные были бы самолёты, это тебе не перкаль. — Сталин любил авиацию, уделял ей много сил и не понаслышке знал конструкторскую проблематику.

— Мало того, он не поддаётся воздействию огня. — добавил Берия. — Не горит, совсем. Мы пробовали бунзеновской.

Сталин снова усмехнулся, ослабил воротник. Поздняя вечерняя прохлада почти не снимала с тела болезненный жар.

— Практично, — признал он, снова подумав об авиации. — а что «во–вторых»?

— Во–вторых, — сказал Берия, — этот диверсант вроде бы пытался ударить сержанта то ли какой–то лампочкой, то ли электрической дугой.

— Электрической дугой? — с лёгким сомнением переспросил Сталин.

— Так точно. Но Половинкин у него эту дугу выбил почти сразу, он никого даже не зацепил. Оказалась просто небольшая труба с кнопкой. Мы нажимать не стали, срочно вызвали Патона.

— Евгения Оскаровича? — уточнил Сталин, — он же мостами занимается.

— Обычно мостами, но сейчас он со сто восемьдесят третьим заводом работает, налаживает им автоматическую систему сварки для танков.

— Это хорошо. Танков должно быть много. И что товарищ Патон?

— Евгений Оскарович эту трубу разобрал. Утверждает, что не сварочный прибор. Нет, и не бомба, — ответил нарком на невысказанный вопрос, — люди Судоплатова сразу собаками проверили. Там внутри были просто несколько стекляшек, небольшой кристалл и ещё ряд деталей. Товарищ Патон назначение прибора объяснить затрудняется, но ничего подобного из зарубежного опыта ему тоже не известно.

— Это не диверсант, — очень спокойно сказал Иосиф Виссарионович, — это не просто диверсант.

— Иосиф, ты думаешь, это как–то связано… — Берия чуть поднял голову, не отводя умных глаз от лица Сталина.

— Что твой сержант говорит?

— Убеждён, что труба — оружие. Объяснить не может, говорит — почувствовал.

— Почувствовал, значит… Где прибор?

— У Судоплатова. Он сейчас в приёмной.

Сталин снял телефонную трубку.

— Товарищ Поскрёбышев… нет, чай не надо. Пригласите товарища Судоплатова. И позвоните Меркулову, пусть приведёт этого сержанта, Половинкина. Да, и тогда уж чай.

— При капитане Ингази Вы можете говорить свободно, лейтенант. — произнёс Вейдер.