Красный паук, или Семь секунд вечности

– Сколько еще отсюда переться? В прошлый раз мы не так круто взяли вправо и быстрее дошли. Юрла, и зачем ты нас сюда затащил? Надо было идти напрямую, через болото. Набрали бы грибов и уже бы раков наловили! А вообще, тут хоть люди есть? Глухомань, какая-та.

– Сам ты, Тимошка, глухомань, – передразнила его Юлька, – вон колесо от комбайна. Видишь – в кустах?

– Тут колхозников не счесть, – подтвердил Валенда, – они даже эту кукурузу… поливают. Я сам видел в прошлом году. Такой велосипед широкий, а там труба посередине. Она катится по полю и поливает сразу, наверно, целый гектар.

– Врешь, – без промедления констатировал Тимошкин, – не бывает таких велосипедов с трубой, – и покосился на Зорина, ища поддержки.

– Все четко, Тимоха, бывает, – сказал Зорин, – сам в киножурнале видел. Поливает, будто настоящий дождь идет.

– Так, хватит валяться. Подъем! А то до обеда не дойдем! – бодро скомандовал Лукьянов. – Вон там срежем по лесу. Сильно углубляться не будем. Что забыли – сегодня последний день свободы?

– Как так? – удивился Валенда.

– Он прав. Завтра пятница, – насупился Тимошкин, – завтра родители приедут. И начнется. Ни покурить толком, ни порыбачить.

– А ты что, уже куришь? – удивилась Юлька, с сомнением разглядывая тщедушного брата-курильщика, – ты, Женька, и так маленький, а будешь курить, совсем не вырастешь.

– Ты только моим родным не вздумай сказать, – страшно выпучил синие глаза под линзами очков Тимошкин, – да я совсем недавно попробовал. Покурили с Юрлой за забором.

– Ну и как?

– Так, – уклончиво ответил Женька, – думал, будет лучше.

– Тимошкин один раз в школе покурил, а теперь его в комсомол не принимают, – подал голос из травы Зорин.

– Правда? – уперла руки в бока Юля, – и что ты там натворил? Значит, ты еще пионер? Почему тогда галстук не носишь?

– Стоп! Хватит рассусоливать, – попробовал прервать разборки Юра, – вперед – марш!

– Пусть расскажет, – проигнорировал команду Зорин, – я чуть со смеху не лопнул. Давай, Женька. Трави баланду. Все свои.

Тимошкин пошмыгал носом, покосился на сестру и несмело начал:

– У нас были труды, а в этот туалет на первом этаже пришли восьмиклассники и еще парочка из десятого, Васильев и друг его, длинный такой…

– Федька Лысый!

– Да, он, – продолжал лежащий на животе Тимошкин, – и они стали курить в туалете у дальнего окна. А я сделал норму: сдал детали Вите, и он нас отпустил до звонка. Только сказал, чтобы мы по школе не болтались, а сидели тихо и готовились к следующему уроку. У меня было пятнадцать копеек, мы спустились в буфет и купили там ватрушки.

– А кто еще был?

– Зимин и Тихонов. Возвращаемся назад, а эти уже все сметали по пути, и давай у меня просить откусить. Я сказал, что серединка моя. Один откусил, второй отхватил – как белая акула. И у меня осталась ровно половинка.

– А ватрушка-то с чем была? – не унимался дотошный Зорин.

– С повидлом, с чем же еще? Я встал у окна рядом с туалетом и обгрызаю ее вокруг, чтобы только повидло осталось. Зимин с Тихоновым сопят, смотрят. Голодные. И тут кто-то крикнул: «Шухер, директор!». Они раз – в туалет, и я с ними сдуру с повидлом туда же. Надо было остаться у окна. Вася бы просто спросил, и трудовик бы подтвердил, но я чего-то взял и побежал со всеми. Стою у умывальника, держу серединку и думаю: в карман не положишь. Или сейчас съесть или потом, когда Вася уйдет? Я не думал, что он так быстро прибежит. А в туалете все в дыму! Ну, только я решился съесть и поднес руку с серединкой ко рту, как тут врывается Васька и с криком: «Попался!» бьет меня по руке!

Женька замолчал и зашмыгал носом от глубокой обиды.

– Все что ли? – разочарованно спросил Валенда.

– Дайте, дайте дальше я расскажу, – пухлый Зорин заволновался от возбужденья. – Так вот: все замерли…

– А ты там тоже был? – перебил удивившийся Лукьянов.

– Нет. Мне Зимин потом рассказал, – запыхался Андрей, – так вот, все замерли, а наш Васька радостный, что поймал курильщика на месте преступления, схватил Тимошкина за ухо! А наш Тимошкин смотрел, смотрел на повидло на полу, да как заорет, как раненный слон! Вася сразу оглох и ухо выпустил. Потом он видит, что это не окурок, а булка с повидлом и давай его успокаивать! Да куда там! Женька уже не может остановиться. Тогда Вася достал из кармана кошелек и дал ему десятчик. Только потом Тимошкин отключил своего «ревуна», а то невозможно было разговаривать: кто там был, все уши затыкали, а из всех классов учителя повысовывались. Вот как орал!

– Врешь, – врезался, как кавалерист в пехоту, Тимошкин, вращая серыми глазами, – не десятчик, а двадцать копеек. Я еще потом мороженку купил – фруктовую! И стакан газировки.

– Ну, ладно, ладно. Верим, – согласился Лукьянов, – но почему тебя в комсомол не взяли? Я что-то не понял?

– Вася все равно накапал комсоргу, – зашмыгал опять Женька, – что я был с Федькой и с Васильевым в туалете во время урока. А эти все, которые курили, тихо слиняли, пока мы с Васей разбирались. Я один остался.

Все опять радостно загоготали.