Попугай – Зорин с большим трудом установил обе ноги на первой ступени. Мерно покачиваясь, Андрей Иванович вдруг поймал себя на мысли, что ему безумно хочется забраться на второй этаж именно по веревочной лестнице. Припомнив также, что он никогда прежде не взбирался куда-либо по веревочной лестнице, подстегиваемый простым мальчишеским азартом, Зорин стал делать не очень грациозные попытки поднять левую ногу. При этом ему казалось, что он не поднимается вверх, а ползет по чему-то, шершавому и жесткому. Толстая веревка лестницы была холодной, колючей и источала тяжелый, тяжелый запах.
«Наверное, это веревочная лестница с корабля капитана Моргана – грозы морей и океанов. А так отвратительно может пахнуть только смерть», – скорбно думал Андрей Иванович, обмякший на высоте сорока сантиметров над цементным полом, пытаясь переместить правую ногу на ступеньку выше.
С большим трудом ему удалось вытащить и левую ногу из веревочного плена и, раскачивая тело маятником, рывком забросить ее на следующую ступеньку.
«Необходимо набраться терпения», – думал, шурша перьями, Андрей Иванович, совершая колебания, подобно лампе Галилея в Пизанском соборе, иллюстрируя собой закон изохронности и пытаясь подтянуться хоть на один сантиметр.
Подбадриваемый снизу возгласами Юлии Сергеевны, Андрей Иванович понемногу приноровился и спустя какие-то десять с небольшим земных минут уперся носом в пахнувшее мышами и пылью балочное перекрытие. На уровне глаз Юлии Сергеевны качались ноги Зорина, обутые в светло-желтые мокасины.
– Ты хорошо его расположил, – сказала Юлия Сергеевна Лукьянову, стоящему рядом. – И как мне их снимать? – кивнула она на обувку.
– Да я не знаю, – вдруг признался Лукьянов.
– Как не знаешь? – опешила Юлия Сергеевна. – А на кой мы его сюда притащили?
– Понимаешь, Юля, – говорил Лукьянов, удерживая ноги Зорина, – то, что в реальности является обычным и простым делом, во сне становится непреодолимым препятствием. И наоборот. Поняла?
– Нет, не поняла, – резко отвечала Юлия. – Держи крепче, а я попытаюсь снять его туфлю.
– Что ж, давай попробуем.
Юлия Сергеевна развязала шнурки, аккуратно расширила правый башмак, но при попытке снять мокасин вновь оказался крепко зашнурованным и остался на ступне Зорина.
– Фу ты пропасть! – ругнулась Юлия Сергеевна после пятой попытки. – Точно не выходит. И что делать? Может, есть еще какой-нибудь способ воздействия?
– Может, и есть, но мне он пока неизвестен, – отпустил Зорина Юрий Петрович. – Ползи дальше! – хлопнул он по икрам одноклассника. Я думаю, его надо самого заставить раздеться и разуться. Юлька, ты его провоцируй, а я буду ему мозги пудрить всякими сказками, поняла?
– Соблазнять, что ли?
– Да. Делай, что хочешь, только расшевели его! Еще шажочек, – крикнул наверх Лукьянов. – Андрей! Я сейчас тебя вытащу!
Висевший на лестнице из веревок Зорин поднял глаза и увидел перед своим лицом руку, а затем услышал спокойный голос Лукьянова:
– Андрей, отпустите свою правую руку и хватайтесь за мою. Не бойтесь, я – сильный!
Попугай – Зорин был благополучно вытащен на перекрытие второго этажа и усажен на какой-то топчан, стоящий у стены, отдышаться. Прямо перед его глазами находилась квартира номер двадцать три. Квартира, куда, собственно, ровно сорок один год тому назад Андрея Ивановича Зорина доставили из местного роддома в пеленках и стеганом красном одеяле.
Лукьянов, близоруко прищуриваясь, удалился в квартиру напротив, а Андрей Иванович остался в одиночестве. Лестничная клетка освещалась только призрачным тусклым светом, пробивавшимся откуда-то сверху. Цементный пол был устлан ковром обвалившейся штукатурки. В помещении преобладал запах вековой пыли.
Установилась подозрительная тишина, как на передовой театра военных действий, готовая разорваться в любой момент. Андрею Ивановичу оставалось только напряженно ожидать этого момента. Подчеркивая напряжение этой тишины, откуда-то издалека долетели до ушей Андрея Ивановича звуки воды, капающей неизвестно куда.
«Наверное, кран где-то плохо закрыт. На кухне или в ванной», – автоматически предположил Андрей Иванович и нервно завозился на скрипучем топчане.
Ожидание казалось ему неоправданно длинным. Сосредоточенно потирая ссадины на руках, приобретенные за время путешествия по веревочной лестнице, Андрей Иванович внимательно изучал помещение. Дом выглядел так, как будто был приготовлен под снос и простоял в таком виде лет десять. Все, что можно было открутить, оторвать и унести с пользой для семьи, было откручено, оторвано и унесено. Куски отвалившейся штукатурки почти полностью превратились в известковый песок. Удивляли только несколько нетронутых дверей, которые обычно в лучших советских традициях уносились в первую очередь.