Красный Петух

Он попытался представить себе такую картину. Интендант полиции Аксель Фолькессон условливается о встрече и говорит, что это очень важно, возможно, прямо называет "план Далет", потом встречает шефа израильской операции. Они немного болтают о том о сем, а машина идет в сторону Юргордена. Возможно, Фолькессон направил туда машину случайно, но возможно, что израильтянин просил его ехать куда-нибудь, где они могли бы поговорить спокойно и где никто не видел бы их. В Юргордене Фолькессон останавливает машину и начинает рассуждать. Он говорит, что знает о готовящейся операции. Он говорит, что здесь, в Швеции, никто не желает о ней знать, но что, если группа тайно вернется туда, откуда приехала, ничего не будет.

Израильтянин должен был бы выжать из Фолькессона следующие сведения:

1) откуда, черт возьми, Фолькессон знает об этом?

2) какие у Израиля гарантии, что не будет никакого шума?

3) сколько человек в шведской полиции знают об этом и действует ли Фолькессон самостоятельно или по приказу Нэслюнда?

Фолькессон делает следующую роковую ошибку. Сначала он, понятно, говорит, что не хочет лишиться доверия своего "источника", но что "источник", естественно, израильский, как же иначе он мог быть уверен в нем?

Затем он дает слово чести или что-то в этом роде: мол, ничего "не просочится", – а затем, чтобы действительно убедить в этом, добавляет, что он один во всем отделе безопасности знает все и что никто не имеет об этом ни малейшего представления.

Он – швед. Кроме того, шведский полицейский, к тому же начальник. Он и представить себе не может, на какой риск идет, сообщая израильскому "патрулю смерти", что он один-единственный, знающий об их планах. Вот почему он и умирает.

Карл машинально кивнул.

– Значит, Фолькессон рассказал, что был единственным во всем нашем отделе, кто знал об этом деле?

– Да, так, должно быть, и было, – согласилась она и, глядя куда-то в сторону, быстро начертила указательным пальцем на песке несколько кругов.

– Воинственный же у тебя дядя!

– Я не верю, что это сделал он сам.

– Почему не веришь?

– Он генерал, израильский генерал. Думаю, что это дело рук шефа самой операции. Во всяком случае, кого-то, кто имеет право принимать решение и самостоятельно проводить его.

– Кто этот шеф операции?

– Его зовут Элазар, но это не настоящее имя. Он очень известный человек в Израиле, по крайней мере в наших кругах. Один из лучших у нас.

– Один из лучших убийц, из тех, кто стреляет невооруженным шведам прямо в глаз?

– В том числе. Но и во многом другом.

– Ты знаешь еще что-нибудь о нем: звание, внешний вид, возраст и так далее?

– Ему около сорока, он необычайно высокий для израильтянина, крепко сложенный, похож на араба – усы и все остальное, но все же ашкенази. Вероятно, он подполковник или что-то в этом роде. Я встречалась с ним, но это было давно.

– Ты не знаешь других его имен, под которыми он разъезжает?

– Нет.

– Все же я не понимаю двух вещей.

– Ну говори.

– Во-первых, я не понимаю, почему тебя не отдали под военный трибунал, если у вас есть такой. Во-вторых, я не понимаю, зачем ты предпринимаешь такие рискованные шаги.

– Это легко объяснить. Но, может, сначала выкупаемся?

– Лучше не надо.

Она пыталась выиграть время, села, подтянула колени под подбородок, а потом, глядя на воду, стала рассказывать – и оба они больше не озирались по сторонам. Она вновь попыталась объяснить ему политическую структуру Израиля. Ее семья принадлежала к прослойке, которую называют высшим классом. Уже по этой причине невозможно предпринимать официальные репрессии против нее, ибо стало бы известно, что она предупредила шведского полицейского и тем самым превысила свои полномочия. Шведское управление полиции делало ведь даже официальный запрос в связи с оставленными Фолькессоном записями в дневнике.

Кроме того, была и чисто практическая причина. Суд над евреями в Израиле не может быть тайным. Если бы ее отдали под суд за то, что она сделала, то она, конечно же, стала бы защищаться и взорвалось бы все, урон был бы не только внутриполитическим, не поздоровилось бы всем партиям, но и международным.

И потом, она уже сказала "а". И была причина сказать "б": операция продолжается.

Это не только догадка. Если Элазар или кто-либо другой из команды Арона Замира зашел уже так далеко, что убил шведского полицейского, то уже одно это говорило о том, что они настроены продолжать операцию. Но и это не все. Методы израильской пропаганды против схваченных активистов и палестинцев свидетельствуют о том, что готовится почва для дальнейших шагов.