Красный Петушок

К заходу солнца тело молодого вождя положили в таинственном месте в лесу, где лежали его предки; с ним поместили его любимое оружие. После наивных церемоний, мы возвратились с главным вождем в деревню. Когда мы пришли, уже наступили сумерки, костры пылали, и сильный огонь трещал перед хижиной, где собирался совет. Жарилась дичь, птица и рыба. Сатуриона занял свое место перед дверью хижины совета, остальные младшие вожди и старики рядом с ним по каждую его сторону, а молодые воины, около пятисот человек, стояли против своего вождя у огня, образовав большой круг. Вдали стояли женщины, юноши и дети; Мартин и я удалились в темноту позади костра. Там мы наткнулись на Оленя, который приветствовал нас со свойственным его племени спокойствием: он, очевидно, был не больше удивлен, чем если бы мы отсутствовали только один день.

Костер, беспрерывно поддерживаемый женщинами, бросал яркий свет на пестрые одежды воинов, на их бесстрастные лица, разрисованные ярко-красными и желтыми красками, чтобы наводить ужас на своих врагов; они стояли неподвижно и молчаливо. Затем позади этой массы людей раздался первый удар барабана, потом другой, и еще другой, и еще много, один за другим, пока их звуки превратились в бесконечный оглушающий гром. Вдруг молодой воин, лицо и грудь которого были разрисованы белыми, красными и желтыми кругами, прыгнул на открытое место у костра. Он был обнажен до пояса и держал в одной руке нож, а в другой — щит. Низко наклонившись, он начал странными покачивающимися шагами двигаться вокруг костра. Барабаны трещали беспрерывно; к первому воину присоединился еще один, затем еще и другие, пока, наконец, пространство у костра не было полно склоненными зловещими фигурами, качавшимися в унисон с барабанным боем. Зрители, сопереживая, также раскачивались, а в промежутках женщины пробирались между танцующими, чтобы подбросить дрова в костер. Таким образом, это племя изображало, как оно выслеживает и находит врагов. Через некоторое время раздался длительный леденящий душу крик — боевой крик воина, увидевшего врага.

Ночь показалась жуткой, когда к этому крику присоединились остальные дикари. Они стали двигаться все быстрее и быстрее, подскакивая высоко в воздухе, размахивая оружием над своими украшенными перьями головами; моим изумленным глазам они казались демонами: лица их были искажены безумием, глаза горели ярче огня, их искривленные губы были покрыты белой пеной. Но все эти крики покрывал бесконечный барабанный бой. Черт возьми, друзья мои, — это была потрясающая сцена.

И это продолжалось час за часом в продолжение всей ночи; мы с Мартином наблюдали все это — изумленные и оглушенные. Олень также уже давно присоединился к танцующим. Один только Сатуриона не обнаруживал никакого возбуждения и смотрел равнодушными глазами на всю эту сцену. Когда один из участников упал в изнеможении, женщины вытащили его и подкрепили едой и питьем; отдохнув, он опять вернулся к танцующим, затерявшись в этой скачущей, кружащейся толпе черных фигур.

На востоке небо уже начало, сереть от приближавшегося утра, когда последний воин завертелся на пятках и упал без чувств на крепко утоптанную землю. Военный танец был закончен. Я чувствовал большую усталость. Сатуриона поднялся и позвал нас к себе.

— Поешьте и поспите раньше, чем возвратитесь к своим, — посоветовал он нам. — Тусклые глаза и усталые ноги не годятся во время преследования.

Это был хороший совет, и мы ему охотно последовали; жадно поев, поспав несколько часов, мы отправились в обратный путь. К ночи уже были на месте; де Гурж одобрил наш план.

— Надеюсь, что мы ловко захватим этих щенков! — воскликнул он. — Дикари, спрятанные в лесу вокруг форта, не дадут им возможности сбежать, и ни один из них не останется в живых.

— Я того же мнения, — подтвердил Мартин злобно.

Глава XXVII Мартин свободен от своей клятвы

За несколько часов до рассвета следующего дня я был разбужен шумом реек, хлопаньем парусов и громким криком Доминика де Гуржа; наше судно готовилось сняться с якоря, то же самое происходило и на других судах. Мартина уже не было в каюте, которую мы с ним вместе занимали. Я вскочил, быстро оделся и пошел на палубу, немного огорченный, что меня, как мальчика, оставили спать в то время, как надвигаются события. На палубе я увидел, что проснулся последним, солдаты уже были под ружьем, а матросы бодро исполняли свои обязанности. Заметное возбуждение царило между всеми; я присоединился к Мартину и де Гуржу, стоявшим на передней палубе.

— Я думаю, — сказал де Гурж, — бросить якорь у устья реки и послать пешие отряды для захвата двух небольших батарей, находящихся по обоим ее берегам. Шестьдесят человек…

— А почему бы не бросить якорь на реке между батареями и не выбить их пушками? — спросил я напрямик.

— Черт возьми! Молодой человек высказал удачную мысль, а, мой милый Мартин? А старые собаки воины не догадались.

— Этот план может иметь успех, — заметил Мартин. Я чувствовал на себе его взгляд.