Красный принц (СИ)

– Помоги… мне, – хрипло воскликнул я, переворачиваясь на спину прямо в слизь.

– Тут я тебе не помощник, – ответил он, подходя ко мне и опускаясь на колени.

Гуль провёл рукой по моим волосам, убирая непослушную прядку с моих глаз.

– Ты справишься, – прошептал он, а затем поцеловал в лоб, как сына.

И ушёл из поля зрения, оставив меня наедине с моими муками, которые набирали обороты.

Многие годы спустя я вспоминал тот день, иногда ощущая ту боль, через которую мне пришлось пройти. Редкие фразы и слова способны передать хоть каплю тех чувств и той боли. Самым страшным был огонь, горящий внутри моего желудка, а затем расползающийся по телу. Затем шла боль от ломающихся костей. Этот жуткий хруст иногда снится мне по ночам, заставляя мышцы непроизвольно сокращаться от воспоминаний. Я помню, что пытался кричать, звать на помощь, но звуки пропали, я даже не могу сейчас сказать – кричал ли я или нет. Я оглох, ослеп, а затем лишился зубов и волос. Логан говорил, что человек в момент превращения напоминает старого дряхлого старика или же только что родившегося младенца – в крови, дерьме и всякой слизи. Вот каким я был. И это длилось долго, очень долго и очень мучительно. Логан соврал, когда говорил, что я потеряю сознание и не буду ничего чувствовать. Я всё чувствовал, хоть сознание и правда нередко оставляло меня наедине с агонией перерождения.

Я не помню, когда всё пошло на спад. В какой момент превращение перестало приносить муку и стало нести голод? Тот момент ускользнул из моего сознания, как и моё первое питание человеческой плотью. Я был как безумный – с жадностью набрасывался на куски мяса, что бросал мне Логан, совершенно не думая, что я делаю. Мне хотелось жрать, хотелось впиваться клыками в эту сочную, сладкую, как патока, плоть. Отстранённо, я замечал, что моё тело стало другим, что внешность – грязная и больная изменилась, но всё это не волновало мой разум – я хотел есть.

После того, как превращение перешло в финальную стадию, Логан перенёс меня в какое-то подвальное помещение, где были камеры, похожие на клети из психиатрической лечебницы, в одну из таких камер он меня и поместил. Я знаю, зачем он это сделал – я ещё не был разумен, чтобы быть на свободе – моя жажда только проснулась и она требовала приношений. Которые Логан делал каждый божий день.

Я также не знаю, когда рассудок стал возвращаться ко мне. Просто время от времени я становился спокойным, садился в угол и вспоминал фрагменты из прошлого. В такие дни мне казалось, что я действительно сумасшедший и меня держат здесь по очевидной причине. Я думал всё, что произошло со мной – плод моих галлюцинаций. Думал, что гули не существуют, как и прочее сверхъестественное. В такие минуты мне становилось легче – мой мир был заключён в границах общего человеческого разума, это дарило покой. Вплоть до того момента, как я вновь терял контроль и начинал бросаться на стены и дверь, в надежде выбраться отсюда и отведать живой плоти. Я рычал, как бешеный зверь, выл, царапал стены, кричал, хныкал, скулил, я делал всё, что привлечь внимание и получить пищу. Такой стала моя жизнь.

Всё изменилось в один миг, когда я вновь обрёл рассудок и на этот раз кристально-чистый. Я смог оценить свой внешний вид, отсутствие одежды, грязь, застывшую сплошной коркой на теле, а также длину сальных волос на голове и изменившуюся форму пальцев на руках. У меня не было зеркала, чтобы увидеть, каким я стал, но того, что я видел и чувствовал было достаточно, чтобы понять – я не сумасшедший, и не заперт в психиатрической лечебнице. Я нормальный новорожденный гуль. И с этим нужно смириться.

Тогда я с силой постучал в дверь и громким голосом сказал:

– Логан! Я вернулся!

Конечно, сразу в мою клеть никто не пришёл. Мне потребовался не один час, прежде чем ко мне спустились. И это был не Логан.

– Мистер Штейн? – с лёгкой хрипотцой в голосе, спросили у меня, когда входная дверь открылась.

Передо мной предстал взрослый мужчина около сорока лет. Первое, что я увидел в нём, были его ясные голубые глаза, внимательно осматривающие меня и мою камеру.

Вся его внешность говорила об уверенности, силе и зрелости. Волосы мужчины были светлые и короткие, и расчёсаны на прямой пробор. Широкий, волевой подбородок, плотно сжатые губы, россыпь морщин на низком лбу и возле глаз, а также впалые щёки, резко очерчивающие его узкие скулы. Такое лицо не вызывало симпатию, так как оно не было красивым, но давало понять – с таким человеком шутки плохи.

Такой же была и его фигура – высокий рост в совокупности с прямой осанкой и буграми мышц, проступающих сквозь одежду, делали его опасным человеком. А поза, которую он принял, проходя в комнату, говорила, что он всегда настороже и готов как защищаться, так и нападать, если придётся.

Одет он был неброско, какой-то шерстяной тёмно-синий джемпер да широкие, свободные штаны чёрного цвета и военные ботинки с широкой резиновой подошвой, вот и всё, что можно сказать о нём.

– Кто вы? – резко спросил я, – и где Логан?