Ресторан этот я знал. Находился он за речкой на севере Тускалусы, в комплексе одноэтажных красивых зданий небольшого торгового центра, куда я себе за костюмом к портному ездил. База нашего отряда находилась в южных предместьях, заезжал я на север города нечасто. Но когда там появлялся, старался заехать на обед именно в это место, очень уж там готовили хорошо.
– Декс, это замануха галимая, я те базарю, – неожиданно прокомментировал Дэвид, бросая записку с отпечатком губ на стол.
После таких его слов я даже жевать прекратил, отложил гамбургер и вытер рот салфеткой.
– Дэвид. What is такое: замануха?
– Ну как… – озадачился Дэвид. – Приманка?
– А what is такое: галимая?
– Эмм… Подозрительная, наверное. Декс, ты же понял, что я только что…
– А что такое: я те базарю? – не обратил я внимание на его слова.
– Я тебе говорю, – перевел Дэвид.
– А теперь скажи, что ты хотел мне сказать, только по-человечески, а не по-клигонски.
– Как-как сказать?
– На нормальном русском скажи!
– Декс, мне кажется это подозрительным, – не стал возмущаться и спорить Дэвид, после чего демонстративно тронул записку с отпечатком губ.
– Вот. Совсем другое дело, – удовлетворенно покивал я, и снова принялся за гамбургер, запивая его сладким зеленым тархуном.
Дэвид в последнее время демонстрировал прогресс в изучении русского языка, вот только я как-то упустил тот момент, что общение с бойцами капитана Листратова повернуло русло его образования совсем не в формат высокого слога. А раз я упустил этот момент, то нужно исправлять.
– Дэвид, скажи-ка мне, а ты с Ульяной также разговариваешь?
– Как так?
– Нелитературно. Если ты понимаешь, о чем я.
– Нет, с Ульяной я говорю на языке Толстого и Достоевского.
– Язык у нас с ними один, и я не думаю, что Толстой и Достоевский наступив в темноте на кошку, называли ее кошкой. Вопрос в применении языка.
– Чего?
– Не парься, я поговорю с Листратовым, потом с Ульяной, чтобы проконтролировали твой разговорный уровень.
– Может не надо?
– Надо Дэвид, надо.
Я запихнул в рот остаток гамбургера, допил тархун и наклонился ко столу, подцепил записку с помадой. Всех девушек, которые передавали мне записки с приглашением встретиться, я запомнил. Красивые. Симпатичные. С любой из них, в принципе, можно замутить легкую интрижку. Но эта записка с яркой помадой не давала мне покоя. Я не видел, кто мне ее передал, Дэвид тоже – сказал, что она уже лежала среди прочих. Это интриговало.
– Декс, я реально не вижу смысла так рисковать. Не понятно кто это, непонятно вообще зачем…
С одной стороны, Дэвид конечно прав. С другой – всего четыре дня назад состоялся очередной прорыв, уже довольно буднично купированный. На небе, даже над побережьем в местах эпицентра порталов, следы алого Сияния едва заметны. Так что полноценного вторжения в ближайшее время, полагаю, ожидать не стоит. И это значит, что можно хотя бы немного развлечься. А то у меня последнее время при взгляде на красивых девушек уже все конструктивные мысли – кроме касающихся конструктивных особенностей женской души и организма, куда-то прочь отлетают.
– Дэвид, я же тебе говорил, что внутри меня живет частичка демонической сущности?
– Говорил.
Я уже довольно давно рассказал подробно не только Алисе, но и всем доверенным людям о своей нечеловеческой сущности. Рассудив, что если выбрал путь открытости, то нужно его придерживаться – поэтому Матвей Корнилов, оба Мэйсона – брат и сестра, Кэрол Шиэн, капитан Листратов, все они знали причину, почему Татьяна Черных вылетела с балкона пятого этажа.
После этого признания на меня стали смотреть более внимательно и с некоторой долей опаски. Может быть, кстати, это и есть причина отдаления Алисы – девушка наконец поняла, с кем имеет дело, и осознала, чем грозит общение со мной.
Хорошо, если так.
Моя просыпающаяся в минуты холодной ярости демоническая сущность, бывало, полностью выключала по мне все человеческое. Но я обратил внимание, что случалось это – в терминальной стадии, когда я испытывал дефицит женского внимания. Конечно, может быть это никак не связано, но почему бы не принять как версию? И сейчас, глядя на записку и рассматривая отпечаток губной помады я чувствовал, как меня все сильнее и сильнее завлекает тягучее ощущение предстоящего блудняка.
Ощущение было схожим с тем, которое я испытывал в Москве, на даче Станкевича, перед тем как отправиться в поездку с Алисой. В ту самую поездку, по итогам которой Татьяна Черных из окна вылетела. Ощущение было схожим, но в то же время другим – каким-то… более положительным, что ли. Оптимистичным даже, я бы сказал. Превалировало в ощущениях предчувствие, что все закончится так, как надо. При этом было ощущение чего-то грандиозного.
– Декс! – окликнул меня Дэвид.
Я встряхнулся, возвращаясь в восприятие реальности и оторвал взгляд от яркого отпечатка губ на бумаге. Так, Дэвид что-то спросил совсем недавно. Вот только опрос я не уловил, а переспрашивать не стал. Просто продолжил мысль, на которой оборвался разговор.