Читаем Красный рок (сборник) полностью

Сюда в «веселый домик» привели меня мои исследования. Постаралась супруга, по подсказке коллег. Меня лишили диплома, отобрали все! Но отобрать чести лекаря, конечно, не смогли… Не спорю: невроз навязчивости у меня присутствует. Но с ним я прекрасно мог бы сидеть и дома. Кому-то мои исследования – а они лежат в области применения новых лекарственных препаратов – не понравились. Да что там – кому-то! Запишу прямо: краевая администрация (состоящая вперемешку из демократов и коммунистов, но на самом деле объединенная только одной идеей: красть, красть, красть!), так вот: краевая администрация мою программу закрыла, а меня посоветовала изолировать. Дело, собственно, не в исследовании новых препаратов, а в том, что, проводя их, я столкнулся с вопиющими фактами. В частности, с фактами завоза в наши края сильнодействующих психотропов под видом простеньких витаминов…


Лист № 4

И психотропы эти применяются у нас в отделении! Сначала я думал, что ошибся. Но проверка показала: никакой ошибки нет. Тогда я стал следить (по мере возможности) за заведующим отделением А. Н. Хосяком и анализировать его методы лечения. Тут я и заметил странные исчезновения, а затем возвращения некоторых больных. Тут-то понял, что исчезновения эти, по сути своей, страшней и хуже завозимых к нам «колес»… Но об этом ниже. Сейчас два слова о «телетеатре».


Лист № 5

«Телетеатр» располагается в необитаемом крыле 1-го этажа, в небольшом сорокаместном зале и имеет отдельный выход во двор. По концепции Хосяка больные, играя в театре, «исторгают» из себя свои недуги, «счищают» комплексы, выплескивая их вместе с эмоциями. Причем чем гаже, чем страшней, чем кровосмесительней и бесстыдней театр, тем больному, считает Хосяк, становится легче. Я в «телетеатре» был только один раз, этого для основательных выводов мало. Правда, удалось, постращав, усовестить медсестру Л. И кое-что узнать от нее…


Ночь истончающаяся, ночь по верхам уже серо-зеленая зацепила перепончатой лапкой бывшего лекаря. Он стал клевать носом, выронил листки, часть листков в беспорядке рассыпались по кровати, часть – веером слетела на пол, упорхнула под тумбочку. Порядок листов смешался, смешались и сами мысли в голове маленького «китайца», приобретя очертания причудливые…


Лист № 11

… так очутился я в инсулиновой палате. Здесь подкорку нашу подвергают тяжкому и безобразному воздействию инсулина. Меня наказали. Что ж. Поделом! Хитрее будешь, старый хрыч… Смысл же инсулинотерапии в том, чтобы человек впадал ежедневно в состояние комы. И в этом коматозном состоянии включал дополнительные рычаги саморегуляции. Выходят пациенты после такой «регуляции» не только к умственной, но и к обычной нормальной деятельности уже не пригодными. Вот и я выйду непригодным…

Что интересно. Эти тучные, превышающие нормальный вес почти вдвое, на ходу дремлющие инсулинники с воловьей дурнотой в глазах никуда не исчезают, их выписывают домой. Исчезают, а затем появляются со странным блеском в глазах и слюнявой улыбкой в уголках губ – другие, никакому лечению (ни инсулиновому, ни электрошоками) не поддающиеся…


Лист № 10

… Хосяк извещен о моих записях, но его ошибка в том, что он думает отобрать их потом, когда закончу. Пусть думает!


Лист № 9

… Я не «голубой». Просто я изверился в женщинах, не доверяю им и поэтому ищу какой-то иной, неженской любви. Может, я и стану «голубым» от обиды…


Лист № 16

… В конце концов я представил для всего здешнего медперсонала, и в особенности для Хосяка, свой собственный спектакль, под названием «Клиническая смерть». Медсестер мне было искренне жаль. Но все же я задержал дыхание по методу исихазма и почти остановил сердце. Как они забегали! Как впивался мне в руку костяшками мертвеца Хосяк! Я внутренне хохотал, я блаженствовал! Но переигрывать не стал. После третьей лошадиной дозы глюкозы в вену, после адреналина в сердце – стал «оживать»…


Лист № 17

Небывалый случай: курс инсулинотерапии, назначенный больному, впервые за время практического его применения в больнице отменен!

Якобы мне сочувствующий ординатор Потрошенко шепотом пересказал, как кричал на Хосяка главный врач больницы Круглов:

– Вы опять в следственный изолятор захотели? Тогда извольте: я вам по знакомству устрою такой изолятор! Дела всех инсулинников ко мне на стол!

Конечно, ни для главного, ни для других медиков города не секрет, что Хосяк несколько лет назад до суда над ним содержался в СИЗО, а после суда за недостаточностью улик был отпущен. И хотя он выдавал и выдает себя за жертву коммунистического режима (это он-то, председатель гнусного больничного партбюро!) – многие знают: подозревался Хосяк в торговле наркосодержащими медпрепаратами. Это, повторяю, не новость. А вот то, что главный, вышибленный в свое время с должности все теми же коммуняками, не заодно с этим вором – сюрприз! Тут, как говорится, возможны варианты.


Лист № 20

… теперь о главном: программа засылки больных за стены больницы для каких-то неясных целей – существует! Но об этом спецзапись на спецлисте.


Лист № 22

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза