– Ничего. Ты просто не сказала, как твое имя.
– Тебе зачем? Ты из патруля стражей правопорядка, да?
– Нет. Тебе не о чем переживать. Я просто студент. Так как тебя зовут?
– Допустим, Саша.
– А фамилия есть?
– Стрельцова… Тебе-то что?
– Давай помогу донести покупки, Допустимсаша.
– Ты что, нас патрульные увезут на допрос.
– Если у них там прохладно, то я не против.
– Пожалуйста, оставь меня в покое, мне без тебя хватает проблем.
– В такое время на улице никого нет. Я возьму пакеты и пойду сзади тебя, на расстоянии, чтобы помочь и убедиться, что ты спокойно добралась до дома.
– Ты ведь не отвяжешься, верно?
– Красивая, да еще и умная. Мой идеал.
Вопреки желанию быть сдержанной, на ее лице появилась робкая улыбка. Девушка молча последовала домой. Зайдя в квартиру, освободив свои руки от сумок, она слегка откинула штору и посмотрела в окно. Марк, находясь неподалеку, заметил ее, его рука на мгновение застыла в теплом воздухе вечера и вернулась на лямку рюкзака, затем он ушел, запомнив, казалось, на всю жизнь, небольшое окно на первом этаже, третье от входной двери в первый подъезд многоэтажки.
Вечер распускал повсюду темноту, становился мутным, как вода в стакане от акварельных красок. Все ниже опускалось солнце, образ которого растекался в горячем воздухе. Кроваво-красные неоновые вывески монотонно гудели. Серый дым фабричных труб поднимался в небо, нарушая гармонию мрачной панорамы. Активный шум технологического прогресса сотрясал металлические артерии города, стремительно сокращая пространство для живых существ. Завеса ночи стягивалась все плотнее, отделяя местность от последних лучей дневного света. Среди этой мрачной картины унылых улиц, ветхих домов, строений, будок для бездомных, Марк впервые отыскал лирическую красоту и желал ее кому-то описать. Как никогда в его сердце горел огонь непоколебимой воли.
Он шел вдоль железной ограды с острыми, как стрелы, наконечниками. Холодный бетонный город, впившийся темными иглами небоскребов в небесный купол, не был готов приютить тех, кого выталкивали за непокорность дрожащие руки системы. Одним из таких людей был Макарыч, неотъемлемая часть района, где жил Марк. Неподалеку виднелась его большая пластиковая коробка, а за ней сидел и он сам. Бородатое лицо бездомного, изрезанное морщинами жизненных тягот, украшали глаза цвета выгоревшего неба. Седая грива волос, которая, когда – то, вероятно, была насыщенного каштанового цвета, ныне превращалась в серебряное облако, в котором долгая и суровая жизнь оставила свои метки. Увидев Марка, он вышел из – за коробки и радостно помахал парню рукой. Его одежда, несмотря на потрепанные края и многочисленные заплатки, была аккуратно приведена в порядок. Кроссовки, ставшие почти бесформенными от постоянных странствий, еще крепились под множеством самодельных стежков. Отметив, что молодой человек не ответил на его приветствие, Макарыч поспешил за ним, умоляя остановиться.
– Марк, Марк, погоди, ты знаешь, что эти сволочи устроили прошлой ночью? Это было в районе третьего часа, я теперь умею определять время по небу. Раздался вой служебной машины, а я спал на другой улице, откинул верх коробки и выглянул, они вышли из своего пикапа, все одетые в черное, с черными балаклавами на головах, один пошел прямо ко мне и помочился на мою коробку, а те, остальные, то ли по крысе, то ли по кошке начали стрелять, попали и заржали, как кони. Вот кто нас охраняет-то!
– Макарыч, мне некогда, мама ждет.
– Понятно, понятно, посмотри, что я сделал.
Он поднял выше скрепленную белым шпагатом алюминиевую пирамидку, сантиметров пятнадцать в ширину и примерно столько же в высоту.
– Что это?
– Скворечник! Я так птиц зазываю! Слушай, помоги скворечник-то повесить!
– Куда?
– Вон на тот столб.
Он достал из кармана семена в кулаке, несколько из них просочилось сквозь пальцы и выпало на тротуар. Макарыч присел, стал их искать и складывать назад, словно золото на прииске.
– Искусственно выведенные ведь, но ничего, пусть слушают, как бьются семена об дно скворечника, пусть знают, что мы их ждем.
– Откуда они у тебя?
Макарыч пожал плечами.
Марк улыбнулся и, к своему удивлению, вместо того чтобы послать бездомного, повесил его птичий домик с семенами на криво вбитый гвоздь.
– Макарыч, шел бы ты на завод и жил бы как человек, в квартире, пропадешь ты на улице!
– Не могу я на них работать, просто душу продам, если пойду, а так-то я талантливый! В прежние времена отбоя от заказов не было, все меня ценили, я мог любую запчасть выточить, даже самую крохотную. Присядь-ка сюда. Тут тебя не увидят. Знал бы ты, как часто я вижу такие покровительственные взгляды, как у тебя сейчас, особенно когда начинает вечереть, но я не ищу вашего одобрения или сострадания. Я просто делаю, что хочу.
– Да отправят тебя в красный сектор, если узнают, что ты безработный бездомный. У нас ведь только работающие могут жить в коробках или будках.