Красный сфинкс

«С 6 рублями в кармане, с малым числом вещей, не умея ни служить, ни работать, узкогрудый, слабосильный, не знающий ни людей, ни жизни, я нимало не тревожился, что будет со мной. Я был уверен, что сразу поступлю матросом на пароход и отправлюсь в кругосветное путешествие». В дороге будущий писатель пил чай, покупал «плоские овсяные хлебцы, „сушку“ (сухие баранки), землянику, горячие пельмени, белый хлеб с изюмом, верхняя корка которого, смазанная яичным белком, блестела, как масляная, куски печенки, колбасу, берестяные бурачки с густыми сливками, молоко, пряники, жареную рыбу». Позже такие перечисления часто будут встречаться в книгах Александра Грина, выдавая его глубоко затаенный страх перед нищетой. «На больших станциях выпивал рюмку водки, съедал пирожок с мясом». Возможно, уже тогда пустил корни алкоголизм, в конце концов погубивший писателя. «Совершенно не могу припомнить, как питался в Одессе; едва ли даже „питался“ – я систематически голодал, изредка выпрашивая на пароходах кусок хлеба, изредка обедая с матросами». Все же на пароход удалось устроиться, Гриневский совершил рейс в Александрию. Впрочем, удачи это не принесло: строптивого матроса изгнали с судна за нежелание заниматься учебной шлюпочной греблей. «Тогда я еще не считал конченной свою морскую жизнь, а потому с увлечением рассказывал о шторме под Порт-Саидом и тому подобное, тщательно обходя все унизительное, что пришлось вынести за первый год самостоятельной жизни».

За несколько лет Гриневский перепробовал множество профессий. Был матросом, грузчиком, золотоискателем, лесорубом, плотогоном, маляром, гасильщиком нефтяных пожаров, выступал в бродячем цирке. Записался в армию, но скоро из нее дезертировал. Из десяти месяцев, что Гриневский провел в армии, «три с половиной он просидел в карцере, – писал позже Николай Тарасенко. – Сохранился красноречивый послужной список солдата Александра Гриневского. Там сказано:

«1902 год. Март, 18-го: зачислен в батальон рядовым…

Июль, 8-го: исключен из списков батальона бежавшим…

Июль, 28-го: предан суду… Ноябрь, 28-го: исключен из списка батальона бежавшим…»

В очередной раз бежать Александру Гриневскому помог вольноопределяющийся Студенцов, эсер. С паспортом на имя Григорьева беглец некоторое время жил в Самаре, потом в Нижнем Новгороде, в Тамбове, в Екатеринославе, в Киеве, в Одессе. Осенью 1903 года оказался в Севастополе, где был арестован за хранение революционной литературы. Нельзя сказать, что условия содержания в тюрьме были особенно жестокими, но Грин признавался, что тюрьма его изменила. «Однажды, – рассказывал он, – семилетняя девочка, дочь учителя, взяла лежавшую среди другого оружия заряженную двустволку. У самого моего уха грянул выстрел, заряд картечи ушел глубоко в стену, а девочка, испугавшись, бросила ружье и заплакала. Она призналась, что уже прицелилась в меня (это в двух-то шагах!), но неизвестно почему передумав, прицелилась мимо моей головы. Общее волнение очевидцев ничем не отразилось на мне. Я остался спокоен и вял, что объясняю сильной психической реакцией после освобождения из тюрьмы».

Из бессрочной ссылки бывший солдат Александр Гриневский вернулся благодаря царскому манифесту от 17 октября 1905 года. В Петрограде с 1907 года начали появляться рассказы, подписанные псевдонимом А. С. Грин. Правда, выяснилось, что есть уже такая писательница – Анна Катарина Грин, но начинающего литератора это нисколько не смутило. Он уже поверил в свою звезду. Когда весной 1919 года молодого писателя Александра Грина мобилизовали в Красную Армию, за помощью он обратился к Горькому: «Дорогой Алексей Максимович, у меня, кажется, сыпняк, и я отправляюсь сегодня в какую-то больницу. Прошу Вас, если Вы хотите спасти меня, то устройте аванс в 3000 р., на которые купите меда и пришлите мне поскорее».

Горький помог. Он даже устроил Грина на житье в Доме искусств.