— Господа, — сказал король, — война в Пьемонте — дело серьезное, и мы с матушкой решили, что оно будет обсуждено в Совете. Вас, маршал, должны были известить о необходимости присутствовать на нем. Кузен д’Ангулем и господин де Гиз, я вас извещаю. Не скрою, что в Совете у королевы многие настроены в пользу Месье.
— Государь, — сказал герцог Ангулемский, — говорю заранее и во всеуслышание, что мой голос будет за господина кардинала: после осады Ла-Рошели было бы великой несправедливостью отнять у него командование ради кого угодно, кроме короля.
— Это ваше мнение? — спросил король.
— Да, государь.
— А вы знаете, что два года назад кардинал хотел посадить вас в Венсен и только я этому помешал?
— Ваше величество были не правы.
— Как это не прав?
— Да, если его высокопреосвященство хотел посадить меня в Венсен, значит, я того заслуживал.
— Бери пример с твоего кузена д’Ангулема, — сказал л’Анжели, — он человек опытный.
— Полагаю, кузен, что, если бы вам предложили командовать армией, вы были бы иного мнения?
— Если бы мой король, кого я чту и кому обязан повиноваться, п р и к а з а л мне командовать армией, я принял бы это назначение. Но если бы он только п р е д л о ж и л мне командование, я уступил бы эту честь его высокопреосвященству со словами: «дайте мне пост такой же, как у господ де Бассомпьера, де Бельгарда, де Гиза, де Креки, и я буду вполне счастлив».
— Черт возьми, господин д’Ангулем, — сказал Бассомпьер, — я не думал, что вы столь скромны.
— Я скромен, когда сужу себя, маршал, и горд, когда сравниваю себя с другими.
— А ты, Людовик, слушай, ты за кого? За кардинала, за Месье или за самого себя? Что до меня, то заявляю: на твоем месте я был бы за Месье.
— Почему, дурак?
— Потому что, проболев все время осады Ла-Рошели, он наверняка захочет взять реванш в Италии. Может быть, теплые страны больше подходят твоему брату, чем холодные.
— Лишь бы там не было слишком жарко, — произнес Барада.
— А, и ты решился заговорить! — сказал король.
— Да, — ответил Барада, — когда у меня есть что сказать, иначе я молчу.
— А почему ты не шпигуешь?
— Да потому, что у меня чистые руки и я не хочу их пачкать; потому, что от меня пахнет хорошо и я не хочу пахнуть плохо.
— Держи, — сказал Людовик XIII, вынимая из кармана флакон, — можешь надушиться этим.
— Что это?
— Померанцевая вода.
— Вы знаете, что я ее ненавижу, вашу померанцевую воду!
Король подошел к Барада и брызнул ему в лицо несколько капель жидкости из флакона.
Но, прежде чем они успели коснуться лица молодого человека, он бросился к королю, вырвал флакон у него из рук и разбил об пол.
— Господа, — спросил король, побледнев, — как бы вы поступили, если бы какой-нибудь паж нанес вам оскорбление, подобное тому, что допустил в отношении меня этот бездельник?
Все промолчали.
Один Бассомпьер, не в силах сдержать свой язык, выпалил:
— Государь, я велел бы его выпороть!
— Ах, вы бы велели меня выпороть, господин маршал! — крикнул Барада вне себя и, несмотря на присутствие короля, обнажил шпагу и кинулся на маршала. Герцог де Гиз и герцог Ангулемский его удержали.
— Господин Барада, — сказал Бассомпьер, — поскольку обнажать шпагу в присутствии короля запрещено под угрозой отсечения кисти руки, вы позволите мне отнестись к этому запрету с должным уважением; но, поскольку вы заслуживаете урока, я вам его дам. Жорж, шпиговальную иглу!
И, взяв иглу из рук конюшего, Бассомпьер произнес:
— Отпустите господина Барада.
Барада отпустили, и он, несмотря на окрики короля, яростно бросился на маршала. Но тот был старым фехтовальщиком, если он не часто обнажал шпагу против врагов, то не раз делал это против друзей, и теперь с отменной ловкостью, не вставал с кресла, парировал удары фаворита, а затем, воспользовавшись первым же случаем, вонзил ему шпиговальную иглу в плечо и оставил там.
— Ну вот, почтеннейший молодой человек, — сказал он, — это будет получше кнута и запомнится дольше.
Увидев кровь, выступившую на рукаве Барада, король вскрикнул.
— Господин де Бассомпьер, — сказал он, — не смейте больше являться мне на глаза.
Маршал взялся за шляпу.
— Государь, — сказал он, — с позволения вашего величества я обжалую этот приговор.
— Где? — спросил король.
— Обращусь к Филиппу Бодрому.
И пока король кричал: «Бувара! Пошлите за Буваром!», Бассомпьер, жестом простившись с герцогом Ангулемским и герцогом де Гизом, пожал плечами и вышел, пробормотав:
— И это сын Генриха Четвертого! Не может быть!..
III. МАГАЗИН ИЛЬДЕФОНСО ЛОПЕСА
Как, вероятно, помнят наши читатели, в отчете Сукарьера кардиналу значилось, что г-жа де Фаржи и испанский посол г-н де Мирабель обменялись записками у ювелира Лопеса.