Та, к которой были обращены эти слова, сняла капюшон, являя взору лицо женщины лет сорока пяти — пятидесяти; это худое, поблекшее лицо носило на себе печать долгих страданий и напоминало застывшую маску покойника; лишь в глазах, казавшихся неестественно большими из-за того, что они словно пытались разглядеть нечто во мраке неведомого, еще теплилась жизнь.
— Что вы спросили? — сказала женщина.
Она ничего не слышала и едва ли заметила, что ее спутники сделали остановку.
Молодой человек повысил голос, ибо шум, доносившийся из пропасти, заглушал слова, произнесенные не только тихо, но и обычным тоном. Он повторил свой вопрос.
— По моему мнению, если уж вам так хочется его знать, — сказала женщина, — следует остановиться в ближайшем пограничном городе и навести необходимые справки. Если нам потребуется проводник, мы его там найдем. Несколько лишних часов ничего не решат, но важно, чтобы нас не узнали.
— Дорогая графиня, — произнес молодой человек, — вашими устами говорит сама мудрость, и мы последуем этому совету.
— Итак? — осведомилась девушка.
— Итак, все решено; но куда вы смотрите?
— Поглядите на это плато! Какое чудесное зрелище, не правда ли?
Глаза юноши обратились в указанную сторону.
— Что вы имеете в виду? — спросил он.
— Цветы в эту пору!
В самом деле, на плоскогорье, прямо под линией, где кончался снег, пламенели ярко-красные цветы.
— Дорогая Изабелла, — произнес молодой человек, — здесь нет времен года, и почти всегда царит зима. Однако порой, чтобы порадовать наш глаз и чтобы мы говорили о том, что природа, с ее неистощимым изобилием, остается вечно молодой, некая прекрасная фея роняет мимоходом семена этого цветка, который растет даже среди снегов, потому его и именуют альпийской розой.
— О! Какой прелестный цветок! — воскликнула Изабелла.
— Вы хотите его? — спросил молодой человек.
Прежде чем девушка успела ответить, он устремился вперед и принялся карабкаться на скалу, отделявшую его от плоскогорья, где росли цветы.
— Граф, граф, — закричала ему вслед девушка, — ради Бога, не делайте глупостей, иначе я не отважусь больше смотреть по сторонам или, по крайней мере, не посмею задержать на чем-нибудь свой взгляд!
Но тот, кого она называла графом — в этом человеке нельзя не узнать графа де Море, — уже добрался до плоскогорья, сорвал цветок и, как истинный горец, стал ловко скользить вниз, не прибегал к помощи веревки, которой, будучи предусмотрительным, как и его спутник, на всякий случай, в ожидании трудных подъемов и спусков, он обмотал себя как поясом.
Он преподнес девушке альпийскую розу, и она, зардевшись от удовольствия, поднесла цветок к своим губам, а затем расстегнула платье и спрятала его на груди.
В тот же миг с вершины горы послышался шум, напоминавший грохот грома. Снежное облако заволокло небо, и все увидели, как сверху, по крутому склону, с быстротой молнии к ним движется белая масса, наращивавшая скорость и силу по мере своего приближения.
— Берегись лавины! — вскричал младший из всадников и соскочил с мула, в то время как его спутник схватил Изабеллу на руки и бросился вместе с ней к скале, надеясь найти там укрытие.
Старшая из путешественниц отбросила капюшон и спокойно смотрела на происходящее. Однако внезапно она испустила крик.
Лавина не была сплошной — она охватывала пространство шагов примерно в пятьсот и обрушилась вниз в двухстах шагах впереди маленького отряда; всадники почувствовали, как задрожала земля под ее тяжестью, и на них повеяло всесильным дыханием смерти.
Крик бледной женщины был вызван не страхом за собственную жизнь: она одна увидела то, чего не заметили ни младший из всадников, а именно паж Галюар, поглощенный своими мыслями, ни граф де Море, поглощенный заботой об охране Изабеллы, — она увидела, как грозный смерч окутал мужчину и мула, находившихся в трехстах шагах от каравана, и увлек их в бездну.
Услышав этот крик, граф де Море и Галюар обернулись с тревогой: инстинктивно почувствовав себя в безопасности, они, как водится, запоздало вспомнили о своей спутнице, которая, возможно, оказалась под угрозой. Но мужчины не увидели никого, кроме бледной женщины, которая стояла с вытянутой рукой и кричала, указывая на что-то пальцем:
— Там! Там! Там!
Тогда они обратили взоры на дорогу — столь узкую, что это само по себе оберегало ее от завала.
Ярмарочный торговец с мулом, двигавшиеся впереди, исчезли, и на дороге больше никого не было.
Граф де Море понял, что произошло.
— Ступайте осторожно и прижимайтесь к скале, — сказал он Изабелле, — а вы, любезная госпожа де Коэтмаи, следуйте за Изабеллой. Давайте поспешим, Галюар, может быть, нам удастся спасти этого беднягу.
Граф де Море в сопровождении Галюара с ловкостью истинного горца устремился туда, куда указывал палец бледной женщины (как мы уже говорили, это была г-жа де Коэтман, которую кардинал де Ришелье, сколь бы он ни был уверен в благородстве графа де Море и целомудрии Изабеллы, счел уместным дать молодым людям в спутницы ради соблюдения светских приличий).
II. ГИЙОМ КУТЕ