Красный шарф

Ганимар не отвечал. В течение многих дней он уже чувствовал, что дело обретет такой оборот. Никакое другое доказательство не стоило этого. При наличии же шелкового шарфа, и только в этом случае, виновность подозреваемого становилась неопровержимой. А положение, в котором оказался Ганимар, требовало, чтобы эта виновность была доказана. Ответственный за арест, прославленный им, объявленный самым грозным противником злоумышленников, он стал бы предметом всеобщих насмешек, если бы тот был отпущен.

К несчастью, единственное и неопровержимое доказательство было в руках Люпэна. Как мог он его заполучить?

Ганимар стал искать; он не жалел усилий в новых расследованиях, повторил все следствие заново, провел бессонные ночи, распутывая тайну улицы дю Берн, проследил за всей жизнью Превай, поднял десяток сыщиков, чтобы найти недосягаемый сапфир. Все было напрасно.

27 декабря в коридоре Дворца правосудия ему снова встретился следователь:

— Ну что, господин Ганимар, есть что-нибудь новое?

— Нет, господин следователь.

— В таком случае я закрываю дело.

— Подождите еще день.

— К чему? Нам нужен второй конец шарфа; вы его нашли?

— Он будет у меня завтра.

— Завтра?

— Да. Но доверьте мне тот кусок, который у вас.

— В обмен на что?

— На мое обещание восстановить весь шарф.

— Договорились.

Ганимар направился в кабинет следователя. И вышел из него с обрывком шелка.

— Тысяча чертей, — ворчал он при этом, — придется пойти за этой проклятойуликой и заполучить ее… Если, конечно, мсье Люпэн осмелится прийти в условленное место.

Он, в сущности, не сомневался — Люпэну для этого хватит смелости. И именно это его бесило. Но зачем Люпэну понадобилось такое свидание? Какую он при этом преследовал цель?

Охваченный беспокойством, с яростью в душе, терзаемый ненавистью, он решил предпринять все предосторожности не только для того, чтобы не попасть в засаду, но и чтобы не пропустить удобного случая схватить своего врага. И назавтра, 28 декабря, в день, назначенный Люпэном, исследовав в течение целой ночи старинный особняк на улице Сюрен и убедившись, что другого выхода, кроме больших ворот, отсюда не было, предупредив также своих помощников, что операция предстоит опасная, он вместе с ними прибыл на будущее поле битвы.

Ганимар оставил их в кафе напротив. Приказ был строгим: если он покажется в одном из окон четвертого этажа либо не вернется через полчаса, полицейские должны ворваться в дом и задержать любого, кто попытается из него выйти.

Главный инспектор убедился в том, что его, револьвер исправен, что он легко вынимается из кармана. Затем поднялся наверх.

Его несколько удивило, что все оставалось таким, каким было, когда он отсюда ушел, двери — открытыми, запоры — взломанными. Убедившись в том, что окна главного помещения действительно выходят на улицу, он обошел остальные три комнаты квартиры. В них не оказалось никого.

— Мсье Люпэн побоялся прийти, — промолвил он не без тайного удовлетворения.

— Ты дурак, — прозвучал за его спиной чей-то голос. Обернувшись, он увидел на пороге старика рабочего в длинной блузе-спецовке.

— Не ищи более никого, — сказал тот. — Это я, Люпэн. С сегодняшнего утра я работаю в малярной мастерской, внизу. Сейчас — время завтрака. И вот я поднялся к тебе.

Он с веселой улыбкой разглядывал Ганимара. И воскликнул:

— Правда! Я обязан тебе чертовски приятной минутой, старик. Не отдал бы ее за десять лет твоей жизни, и все-таки я тебя люблю! Не так ли, дорогой мой артист? Разве не все у меня предусмотрено, рассчитано? От А до Я? Не разобрал ли я по косточкам это дело? Не проник ли в тайну шарфа? Были, конечно, в моих доводах и пробелы, не хватало и звеньев в цепи, не скажу — нет… Но какой шедевр сообразительности, как все было в точности восстановлено, Ганимар! С какой интуицией разгадано все, что случилось! Но также, все, что должно было произойти после, от раскрытия преступления до твоего прибытия сюда в поисках последнего доказательства! Какая чудодейственная проницательность, друг мой! Шарф у тебя?

— Половинка, конечно. Вторая — у тебя?

— Вот она. Давай сопоставим.

Они разложили обрывки на столе. Разрезы, проделанные ножницами, в точности совпадали. Да и цвет ткани был тождественным.

— Полагаю, однако, ты пришел не только за этим, — сказал Люпэн. — Тебя интересуют следы крови. Следуй за мной, Ганимар, в этой комнате слишком темно.

Они пришли в соседнее помещение, выходившее во двор, действительно — более светлое, и Люпэн приложил обрывок шарфика к стеклу.

— Погляди, — молвил он, слегка отстраняясь.

Инспектор задрожал от радости. Он увидел как отчетливые следы пяти пальцев, так и отпечаток всей ладони. Улика была неопровержимой. Окровавленной рукой, той самой, которой он нанес Женни Сапфир ножевые раны, убийца схватил шарф и затянул его на ее шее.

— И это отпечаток левой руки, — сказал Люпэн. — Откуда и мое предупреждение, в котором не было ничего сверхъестественного. Ибо, если ты, допускаю, и признаешь мое умственное превосходство, старый друг, мне не хотелось бы, чтобы ты считал меня колдуном.