Вскоре смесь подействовала, и начались сильные схватки. Вместе с другими женщинами я помогла Хатнуф вернуться на кирпичи, стала массировать ей живот, пытаясь протолкнуть ребенка вниз. Ноги не держали бедняжку, и вскоре Мерит сменила Руддедит, встав за спиной Хатнуф, удерживая тело роженицы и нашептывая ей слова ободрения. Тогда я снова засунула руку внутрь и наконец-то нащупала головку ребенка, который должен был вот-вот выйти. Боли Хатнуф стали непрерывными и невыносимыми. Глаза несчастной закатились, и она упала на руки Мерит без сознания, более не способная тужиться.
Комната была залита солнечным светом, но тень в углу не позволяла лучам полностью рассеять мрак. Слезы текли по моим щекам. Я не знала, что делать дальше. Инна когда-то рассказывала о том, как извлечь ребенка из чрева мертвой матери, но эта мать была жива. Я исчерпала все известные мне средства. И внезапно вспомнила песню, которую Инна то ли сочинила сама, то ли услышала в горах возле Сихема.
- Не бойся, - запела я, легко вспоминая мелодию, глубоко проникая в смысл слов.
Мерит присоединилась ко мне, повторяя слова «не бойся», ощущая мощь звуков, пусть и не зная точно, что те означают. Потом все женщины подхватили «не бойся» и Хатнуф начала дышать ровнее.
Наконец мне удалось вытащить ребенка; он действительно был мертв. Хатнуф повернулась лицом к стене и закрыла глаза, желая лишь одного - присоединиться к нему. Но, когда Мерит стала наполнять истерзанное лоно несчастной женщины чистым льняным тряпьем, чтобы предотвратить кровотечение, Хатнуф вдруг закричала, громко и пронзительно, как кричит здоровая роженица. Внезапно Мерит вздрогнула.
- Там еще один ребенок! - воскликнула она. - Скорее, Деннер! Помоги мне принять второго!
Мощным толчком Хатнуф произвела на свет мальчика, совершенно не похожего на своего брата. Если первый был пухленьким и хорошо сложенным, но при этом, увы, совершенно безжизненным, то второй - маленький и сморщенный - неожиданно издал оглушительный рев, свидетельствующий о прекрасных здоровых легких.
Мерит рассмеялась при этом звуке, и комната наполнилась вздохами облегчения, радостными возгласами и смехом. Перепачканный в крови, еще не омытый, крикливый младенец переходил из рук в руки: его наперебой целовали и благословляли все женщины. Руддедит упала на колени, рассмеялась и заплакала одновременно, бережно прижимая к себе внука. Но Хатнуф нас не слышала. Крови было столько, что удержать ее поток не представлялось возможным, и через несколько мгновений после рождения сына бедняжка умерла; голова ее покоилась на коленях матери.
Никогда не забуду эту ужасную сцену: роженица скончалась, и один младенец тоже мертв, а второй, совсем слабенький, требует грудь, которая никогда его не накормит. Руддедит сидела над телом единственной дочери и оплакивала ту, не успев обрадоваться, что стала бабушкой. Мерит рыдала вместе с госпожой, а я потихоньку ушла, горько сожалея о том, что отважилась покинуть свое убежище в саду.
Я подумала, что теперь мне запретят даже приближаться к роженицам. Но, как сказала Мерит, я все-таки сумела спасти жизнь - пусть лишь одну из трех, однако помогла появиться на свет ребенку, что родился, по ее словам, в особенный день, который так ненавидел бог Сет, и это было настоящим чудом.
Вскоре посланцы из других богатых домов Фив потянулись к саду Нахт-ре с приказами не возвращаться домой без Деннер, умелой повитухи. В основном за мной посылали жрецы и писцы, боявшиеся, что их жены, дочери и служанки не сумеют благополучно разродиться. Я соглашалась при условии, что Мерит будет сопровождать меня, а поскольку она всегда была готова пойти со мной, мы быстро стали известными на всю округу повитухами, которым постоянно, не реже одного раза в семь дней, находилась работа. За каждого здорового ребенка нас награждали драгоценностями, амулетами, тканями и сосудами масла. Мы с Мерит делили их поровну. Поначалу я пыталась отдавать свою долю Ре-нефер, но та настояла, чтобы я оставляла всё себе.