Красный шатер

Я почти без чувств лежала на руках Нехеси, привратника и телохранителя Ре-нефер. Он отнес меня во дворец, залитый кровью отцов и сыновей. Мои проклятые братья подняли ножи даже на младенца Ашнан, и его несчастная мать умерла, защищая сына: ей отрубили руку, которой она пыталась остановить лезвие.

Из всех мужчин в царском доме выжил только Нехеси. Когда поднялась суматоха, он побежал к покоям царя и успел спасти Ре-нефер от Левия и одного из его слуг. Царица оборонялась ножом, когда подоспел Нехеси. Он ранил моего брата в бедро и убил его приспешника. Потом он вырвал клинок из рук госпожи, которая хотела вонзить его в свое сердце.

Нехеси принес меня к Ре-нефер: она сидела в пыли посреди двора, прижавшись лбом к стене; волосы ее спутались, под ногтями была запекшаяся кровь. Прошло много лет, прежде чем я поняла, почему эта женщина не оставила меня умирать, почему гибель близких не наполнила ее яростью против меня, послужившей причиной этой катастрофы. Ре-нефер винила в смерти мужа и сына одну лишь себя, потому что она желала нашего брака и приносила жертвы богам, чтобы те соединили нас. Она отправила Салима на рынок искать меня и устранила препятствия, которые могли помешать нам безрассудно броситься в объятия друг друга. Поэтому царица взяла вину на себя и никогда не позволяла себе освободиться от нее.

Имелась у Ре-нефер и другая причина для сочувствия мне, более сильная, чем раскаяние. Она надеялась, что боги пошлют ей внука - того, кто построит ей гробницу и принесет дары, искупающие ее жизнь; того, ради кого она сможет жить. Вот почему царица не спешила покинуть Ханаан, а отправила Нехеси в наполненный рыданиями город, чтобы отыскать меня.

Слуга повиновался: молча, но с ужасом. Он знал царицу лучше, чем кто бы то ни было, - лучше, чем ее служанки, лучше, чем даже ее собственный муж. Много лет назад, когда Ре-нефер еще была испуганной юной девушкой, невестой Хармора, Нехеси вместе с ней приехал в Сихем из Египта. Слуга отыскал меня, но приказ госпожи выполнять не спешил, ибо сомневался, стоит ли умножать горе своей повелительницы, не принесет ли он ей еще большую скорбь в моем лице. Я лежала у него на руках, как труп, и если шевелилась, то лишь для того, чтобы кричать и до крови расцарапывать горло. Ему пришлось связать мне руки и закрыть рот повязкой, чтобы мы смогли выскользнуть из города в ночной темноте, не привлекая внимания.

Ре-нефер и Нехеси откопали спрятанные сосуды с золотом и серебром и увезли меня в порт Яффа, где наняли минойскую лодку для поездки в Египет. Во время путешествия случился ужасный шторм, который порвал паруса и едва не опрокинул корабль. Матросы, слышавшие, как я кричала и рыдала, считали меня одержимой демонами, которые вздымали против них воды. И только меч Нехеси помешал морякам выбросить меня за борт.

Я ничего этого не знала: оставаясь в темноте, раскачивалась вместе с кораблем, истекала потом, мечтая уйти вслед за мужем. Видимо, я была слишком молода, чтобы умереть от горя, или, быть может, обо мне слишком хорошо заботились. Ре-нефер всё время была рядом. Она смачивала мои губы, говорила со мной спокойным, ласковым тоном, как мать с капризным младенцем.

У нее появился повод для надежды. Когда наступило полнолуние, я по-прежнему пребывала в апатии и мраке, но кровь не пришла. Живот мой был мягким, груди горели, а в дыхании чувствовался привкус ячменя. Через несколько дней мой сон стал спокойнее. Ре-нефер готовила мне бульоны, которые я пила, молча сжимая ей руку в знак благодарности.

В день прибытия в Египет свекровь пришла ко мне, крепко прижала пальцы к моим губам и заговорила очень серьезно и решительно.

- Мы возвращаемся в землю моих матери и отца, - сказала она. - Слушай, что я говорю, и повинуйся. Перед братом и его женой я назову тебя дочерью. Я скажу им, что ты служила в моем доме и что мой сын взял в жены тебя, девственницу, с моего согласия. Я скажу, что ты помогла мне сбежать от варваров. Ты будешь моей невесткой, а я буду твоей повелительницей. Ты положишь рожденного тобой сына мне на колени, и он станет принцем Египта.

Ре-нефер смотрела мне прямо в глаза и ждала от меня согласия и понимания. Она была доброй женщиной, и я любила ее, и всё же что-то в словах свекрови показалось мне неправильным. Что-то пугало меня, но в тот момент я не могла сосредоточиться и определить причину своего страха. Лишь позже я поняла, в чем дело: моя новая мать не назвала сына, моего мужа, по имени, она ни слова не сказала ни о его убийстве, ни о моих коварных братьях. Мы должным образом не оплакали Салима, и Ре-нефер не рассказала мне, где похоронили моего возлюбленного. Ужас оставался невысказанным, горе мое было запечатано в сердце. Мы никогда больше не говорили о нашем прошлом, и я была связана пустотой истории, которую она выбрала и которая отныне становилась реальностью.