Красный шнур

— Я просто не в силах был это сделать, Ватсон, — сказал Холмс, когда мы возвратились к себе. — Если бы был подписан приказ о его аресте, ничто в мире не смогло бы его спасти. В моей жизни было несколько случаев, когда, открыв преступника, я причинил больше зла, чем сам преступник. Я научился быть осмотрительным. Собственная совесть мне дороже, чем английский закон. Я хочу еще кое-что узнать.

Вечером явился Стэнли Хопкинс. Дело у него не ладилось.

— Я начинаю думать, что вы волшебник, мистер Холмс. Ну откуда вы могли знать, что украденное серебро брошено в пруд?

— Я этого не знал.

— Но ведь вы написали мне, чтобы я обыскал пруд.

— И вы нашли серебро?

— Да.

— Я очень рад, что помог вам.

— Но вы не помогли мне. Вы только еще больше запутали дело. Что это за воры, которые крадут серебро, а затем бросают его в пруд.

— Конечно, это несколько эксцентричная выходка. Но мне пришло в голову, что серебро могли взять люди, которым оно вовсе не нужно и которые унесли его просто для отвода глаз. В таком случае, естественно, что они хотели поскорее от него избавиться.

— Да, сэр, вы совершенно правы. Но вся моя постройка рухнула, как карточный домик.

— Рухнула?

— Да, мистер Холмс. Шайка Рандлов арестована сегодня утром в Нью-Йорке.

— Ого! Это, конечно, не вполне совместимо с вашим предположением, что они прошлой ночью совершили убийство в Кенте.

— Но ведь может существовать и другая шайка из трех человек, о которой полиция еще не знает?

— Конечно, это вполне возможно. Как, вы уже уходите, Хопкинс?

— Да! Я не успокоюсь, пока не разыщу их. Не можете ли вы дать мне какой-нибудь намек?

— Я же только что вам дал намек.

— Какой?

— Насчет отвода глаз.

— Но какая цель, мистер Холмс? Какая цель?

— А-а, вот это, конечно, серьезный вопрос. Подумайте об этом.

Хопкинс отказался от предложения пообедать с нами и ушел. Когда было убрано со стола, Холмс протянул ноги к пылавшему в камине огню.

— Я ожидаю развязки, Ватсон, — проговорил он.

— Когда?

Он посмотрел на часы.

— Сейчас, через несколько минут. Вы, наверное, считаете, что я дурно обошелся с Хопкинсом? Но учтите ситуацию. Он официальный агент, я лицо неофициальное. Я имею право делать собственные выводы, он этого права не имеет. Он должен обо всем доложить. В случае, который я считаю сомнительным, я хочу сначала выяснить дело до конца.

— Но когда же это будет?

— Очень скоро.

На лестнице послышались шаги, отворилась наша дверь, и в комнату вошел высокий, красивый человек, светловолосый, голубоглазый, загорелый от солнца тропиков. Его походка доказывала, что он не только силен, но и ловок. Он закрыл за собой дверь и стоял, тяжело дыша, стараясь подавить охватившее его волнение.

— Садитесь, капитан Крокер. Вы получили мою телеграмму?

— Да, и пришел в назначенный вами час. Я слышал, что вы были в конторе. Я готов услышать самое худшее. Что вы собираетесь со мной сделать? Арестовать меня? Ну, говорите же?

— Прежде всего возьмите сигару и закурите. Вот так! Поверьте, я не стал бы сидеть и курить с вами, если бы считал вас обыкновенным преступником. Я предлагаю вам быть со мной совершенно откровенным, тогда мы сумеем найти выход из положения. Если же вы будете хитрить, я вас раздавлю.

— Чего вы от меня хотите?

— Точного отчета о том, что произошло прошлой ночью в Эбби-Грэндж. Мне так много уже известно, что при малейшем отклонении от истины я дам свисток, явится констебль, и дело безвозвратно выскользнет из моих рук.

Моряк подумал немного. Затем он ударил себя по колену загорелой рукой.

— Что ж, рискну! Вы кажетесь мне честным малым, и я расскажу вам все, что касается лично меня, я ни о чем не жалею и ничего не боюсь. Я бы с радостью убил эту скотину еще и еще раз. Но дело в Мэри… в Мэри Фрэзер. Я прихожу в отчаяние при мысли, что навлек на нее неприятности, между тем как готов отдать за нее жизнь. Но как я мог поступить иначе? Я расскажу вам все, а затем спрошу вас как мужчина мужчину: я мог поступить иначе?

Вы, вероятно, знаете, что мы познакомились, когда она была пассажиркой, а я помощником капитана на «Гибралтарском Утесе». С первого же дня я полюбил ее, но я никогда не говорил ей о моей любви, и она относилась ко мне как к товарищу, к другу.

Когда я в следующий раз вернулся из Австралии, узнал о ее замужестве. Я не эгоистичная собака и был рад, что она нашла счастье, а не связала свою судьбу с бездомным моряком.