Красный сокол

— А как выполняется мое приказание, чтобы истребители целый день барражировали над выступом? — сурово осведомился Конев.

— После обеда были они. Даже сбили «раму», а с утра не было их. Не видно было, — пожаловался командир на летчиков, не задумываясь над последствием своего легкомыслия в условиях ожесточенного внедрения приказа Верховного № 227.

Командир дивизии не подозревал, что командующий фронтом искал повода показать всему командирскому корпусу, как необходимо действовать в случаях невыполнения подчиненными отданного приказа в соответствии с призывом партии: «Ни шагу назад».

— Срочно доложите в штаб, и я приму меры, — сердито бросил трубку командующий и тут же вызвал начальника контрразведки:

— Немедленно выявить, кто обязан был патрулировать «апендикс» и расстрелять барбосов за грубое нарушение боевого устава.

Наступление немцев на юге набирало силу. Фронт от Курска до Ростова сдвинулся и за лето докатился до реки Дон на всем его протяжении, а полчища Манштейна прорвались в Ставрополье и на Кубань.

Приказ Верховного «Ни шагу назад» тоже накапливал злость и энергию обороняющихся не только на юге. На Центральном фронте эта ожесточенная энергия направлялась командованием на пресечение малейшего проявления паники, трусости и недисциплинированности.

Отступающих на юге толпами расстреливали из пулеметов заградительные отряды, созданные органами «СМЕРШа». Конев, избравший, как и Жуков, жесткий, не терпящий возражения стиль руководства, искал повода в эти трудные драматичные дни эффектно проявить свою безграничную власть и решимость держать в узде как своих подчиненных, так и тонкие нити управления войсками. К авиаторам он относился благосклонно. Но когда ему доложили, что «апендикс» был отдан под контроль штрафникам, он пуще прежнего настроился расправиться с разгильдяями. Да так, чтобы другим неповадно было игнорировать его распоряжения. Поэтому он приказал выстроить весь личный состав истребительного полка и на его глазах расстрелять виновников наплевательского отношения к приказам свыше по всем правилам военной экзекуции.

Комендантский взвод вырыл ров в человеческий рост и приготовился совершить разработанный до мелочи ритуал расстрела и погребения преступников в полевых условиях. Обычно это делалось так: по бокам ямы выстраивалось каре из сослуживцев осужденных; напротив ямы — взвод или отделение исполнителей судебного решения; за спиной исполнителей поодаль располагались судьи, то есть командование части.

Провинившихся ставили на краю могилы. Зачитывался приговор: «Именем закона…» После чего подавалась команда: «По изменникам Родины — заряжай». Первое слово варьировалось в зависимости от содержания приговора: по предателям, по преступникам, по дезертирам, и так далее. Патрон затвором из патронника досылался в ствол, и винтовка приставлялась снова к ноге. По команде «На прицел изготовиться» винтовка вскидывалась прикладом к плечу. По команде «Пли» или «Огонь» производился залп.

После этого представитель «СМЕРШа» подходил к яме и делал контрольный выстрел. Саперы забрасывали яму грунтом, слегка утаптывая, разравнивая землю. Заместитель командира части подавал команду: «Подразделения, смирно! По местам расположения! Ша-а-гом марш». И войска повзводно, поротно, в определенном порядке проходили всем полком или дивизией по месту погребения расстрелянных.

Но суда не было. Письменный приказ не поступал, и Федоров отказался выстраивать полк по устному распоряжению начальника особого отдела армии, хотя шестерых летчиков, патрулировавших указанный участок согласно расписанию полетов, назвал и не препятствовал их аресту. Об этом самолюбивые чиновники военной жандармерии немедленно доложили Коневу.

Как и любое дежурство, барражирование — простейшая боевая операция, не требующая особого ума и напряжения сил. Поэтому и поставил командир полка на него новичков, чтобы они освоились с местностью, притерлись друг к другу, лишний раз опробовали свои машины.

Шесть пилотов стояли под конвоем в строю уже без поясов, ничего не понимая, за чьи грехи они должны расплачиваться прежде всего честью, а может быть и жизнью. Весь полк клокотал недоумением, прячась по землянкам и закоулкам, когда командующий фронтом въехал на аэродром на своем джипе в сопровождении свиты и целого взвода автоматчиков.

По пути начальник «СМЕРШа» обрисовал взбунтовавшегося командира полка в меру нелицеприятными красками: «Полковник, высокий, своевольный. Побывал на всех локальных войнах. Любимчик Ворошилова. В финскую посадил остатки резервного полка в бомбардировщик и улетел из Луги в Мурманск без особого на то разрешения».

— А командование? — задал вопрос командующий.

— Командование махнуло рукой. Не стало связываться с видным партизаном. На наш фронт тоже удрал из Нижнего Новгорода на сверхсекретном самолете, — продолжал аттестовывать бунтовщика особист с одной звездочкой на погонах без просветов. — Вот такого «сокола» и пригрел командарм, сразу своим заместителем назначил.