Красный сотник

В субботу Чернозеров привез Тимофею записку от Софрона, в которой тот сообщал, что разослал людей: Хмарина — в Колонгу, там кружит небольшая группа из моторинского взвода, Ухватеева — к Холодной. Ниже станции, якобы километрах в двадцати от Серебровской, действует несколько красных конников. Под конец Субботов прописывал о том, что семеновские войска будто заняли Александровский Завод и все прилегающие к нему районы. Боец Блинов, родом из здешних мест, ходил по окрестным станицам и подтвердил эти сведения. А еще он прослыхал от верных людей, что Лазо издал приказ на роспуск красногвардейских полков и отрядов.

Последние два сообщения в софроновой записке казались Тимофею невероятными. «Брехня все это», — убеждал он себя. Тулагин не допускал даже мысли, что банды Семенова захватили пол-Забайкалья; чтобы командование фронта и тем более Лазо отдали приказ о роспуске полков. Дешевую брехню распустили белые, не иначе. Чтобы казаков с толку сбить...

Чернозеров собрался пойти в лес, вырубить десяток жердей для ремонта изгороди. Тимофей составил ему компанию.

— Гляди, паря, умаешься, — усомнился старик.

— Ничего. Как-нибудь.

Тулагин хотел развеяться и проверить свои силы. Сколько ему еще сидеть на заимке? Надо действовать. Он вполне выздоровел: рана в боку затянулась, нос и губы зажили. Пора уже в седло. Вот только лошади нет, есаулова жеребца бы. Жаль, что забрали его семеновцы.

Тулагин и Чернозеров поднялись по склону сопки к густолесью, нарубили жердей и вышли на чуть заметную таежную стежку. Тимофею она показалась знакомой. А когда он увидел неподалеку от тропки лиственницу, расколотую надвое, окончательно вспомнил, что две недели назад он проезжал здесь на кормиловском жеребце.

— Молоньей, однако, ее, родимую, размахнуло, — кивнул на лиственницу Чернозеров. — Во какая сила у природы!..

— Почему именно молнией? — спросил Тимофей.

— А чем же, как не ей?

— Может, снарядом.

— Откуда тута снаряду взяться? Да и снарядом разве ж так? Чернозеров свернул с тропинки, остановился возле лиственницы, по-хозяйски обследовал корявый ствол, заключил:

— Молоньей, однако. Чисто, без стесов.

Старик приставил к расколотой лиственнице связку жердей, нагнулся к корневищу, смахнул ладонью землю и примостился на отдых.

Исходили они с Тимофеем уже прилично, и Чернозеров, щадя Тулагина, предложил:

— Садись и ты, однако. Вона сколь топаем. До заимки далече. Ты себя покуда не должон перегружать.

Тимофея качала усталость. Отяжелели ноги. Но он не присел.

— Я про жизню, однако, — опять заговорил Чернозеров. — Война нынешня жизни людей, как молонья ету лиственницу, надвое расколола. Сынов от отцов отколола, мужей от баб, детей от матерей... Вона и ты тута в мученье огинаешься, а семья где-то... И хто знат, што дале с тобой будет.

Тимофей, облокотившись о ствол дерева, молча смотрел на заимку.

— Ты, паря, соображай, сам себе, как и што дале. А я скажу свое, однако, — не обращая внимания на Тулагина, продолжал старик. — Тебе зараз некуда подаваться. Белые везде. Дык у них си-и-ила... Надобно переждать покуда. До зимы али весны... На заимке жить можно. Семеновцы сюды редко заглядывают. Да и схорониться есть где, однако. Жить можно... Печь, дрова, еды хватает... Опять же, Варвара — баба справна, молода, безмужня... Нет казака, загинул Федька, царство ему небесное. Дык што тут поделашь...

Тимофей плохо слушал Чернозерова. Он отвлеченно смотрел на заимку, расположившуюся в конце широкой клиновидной елани, между болотным лугом и небольшим озером. Елань с трех сторон обступали пологие лесистые сопки. А четвертая сторона, сравнительно ровная, покрытая буйной травой, зарослями ерника и березняком, уходила на запад, размывалась, таяла в далекой дымке горизонта.

Вот так же и мысли Тимофея удалялись на запад от заимки, от Чернозерова, от его рассуждений, туда, где, по предположениям Тулагина, должен теперь находиться революционный кавалерийский полк, а в полку его Любушка. Что с ней, как она там? Жива ли, здорова? Наверное, извелась в неведенье о нем, Тимофее...

* * *

Тимофей увез Любушку из шукшеевского дома сначала на один из дальних полустанков, где разжился легкими розвальнями и упряжкой для Каурого. С полустанка они отправились в путешествие по зимним лесным дорогам на юг: через Дровяную, Оленгуй до станции Таежной. Там и застала их весть: в Чите власть перешла к большевикам.

Отец Софрона Субботова принял Тулагина с молодою женой настороженно.

— Значит, оставил службу? М-да... — Он смерил Тимофея недоверчивым взглядом, произнес неопределенно: — Время теперь — не разбери бог. Царя нет... Рев... ре... В общем, нет настоящей власти.

Тимофей успокоил Субботова-старшего:

— Вы не переживайте. Мы ненадолго к вам. Завтра до своих краев подадимся.

— По мне-то што, живите. Я про время говорю нынешнее. Неразбериха... Как Софрон хучь там? Может, тоже отслужился? Может, домой вскорости прибьется?

— Теперь вскорости, — уверил Тулагин.

Переночевав, Тимофей с Любушкой планировали к обеду уехать от Субботовых. И тут вдруг Софрон во двор. Как подгадал.

— Давно вы здесь?