Красный свет

По всему Ржевскому району лежали непохороненные замерзшие трупы – наступление красных захлебнулось, Красная Армия откатилась назад, убитых не перечесть, хоронить по лесам некому. Немцы только срезали с ног мертвых русских солдат валенки – иногда распарывали валенок вдоль, иногда отрезали ногу. Окоченевшие руки и ноги убитых торчали из снега. В деревне Феклино, по реке Дерга, бабы нашли тела солдат с вырванными внутренностями. Кто-то распарывал животы, вынимал печень убитых, и сначала бабы думали – это волки, но потом нашли костер: какие-то беглые люди жарили человеческую печень и кишки и ели. Детей прятали от немцев, а теперь еще прятали и от диких лесных людей. Когда Ракитов пришел в Феклино, ему и его группе бабы сказали, чтобы они не ходили по реке – нарвутся на людоедов. Ракитову все верили, как и в мирные годы, когда он облапошивал фраеров в гастрономах и крал пальто из гардероба театра, – улыбка его притягивала женщин.

– Как ты такой веселый-то получился?

– Мне плакать скучно.

– Улыбаться сегодня нечему.

– Найдется повод! – уверял Ракитов. – Солнышко встало – улыбнись солнышку. Девушку хорошую встретил – улыбнись. Надо по жизни идти с улыбкой. Вокруг меня все улыбаются. – Ракитов имел в виду немецких солдат, которым он вырезал на лицах улыбки. Сказал, и сам же засмеялся своей шутке.

– Почему ты не в армии, веселый такой?

– Я сам по себе воюю.

И бабы отдавали его отряду последнее и наказывали сторониться людоедов.

– Я не людоед, – повторил солдат.

– А ну побожись!

– Христом Богом клянусь, не людоед я.

– А ты веруешь хоть в Бога-то? – спросил Мишка Жидок, который за время скитаний по деревням обрусел и даже перенял местный говор.

– Так ведь крестили меня.

– Ну, раз крестили… Каким именем крестили?

Солдат рассказал, что зовут его Костя Полетаев, а можно просто «Кот» – и верно, глаза у него желтые, как у кота, и бегают – туда-сюда. Кот рассказал, как было в Ржеве – он там содержался два месяца в плену, но сбежал. Сказал, что в городе три роты полевой жандармерии и еще айнзацкоманда. Вермахт на окраинах квартирует, а в городе чистки ведет айнзацкоманда. Кот рассказал подробности. В первые дни оккупации поставили в городе виселицы; согнали народ на площадь: выводили осужденных, объявляли, в чем виноват, – по бумажке читал Гусев, полицай. Повесили людей известных, но не коммунистов – а так, просто видных: депутата горсовета Светлану Бунегину, директора льнозавода Романа Карпова, преподавателя истории в школе Александра Тимофеева, известного баяниста Демьяна Дроздова, заведующего магазином Рафаила Пичуса и еще кой-кого, других имен солдат не запомнил.

– А как эти-то запомнил? Память у тебя!

– Громко объявляли, вот и запомнил.

– Откуда фрицы про них узнали? Выдал кто?

– Всегда добрый человек отыщется… – сказал солдат. – Рассказал, стало быть, кто-то немцам.

– Есть же гады, – сказал Мишка Жидок.

– А ты что, на площади был? – спросил Ракитов.

– Так мы виселицы и сколачивали, – сказал солдат.

– И что, не стыдно тебе? – Жидок спросил.

– Так выбирать не приходится. Хочешь жить – вот и работаешь. А других они стреляют сразу. Делай, что скажут. В лагере мертвым золотые зубы дергают, и ничего.

– Ты, что ли, зубы дергал?

– Я не дергал. А другие дергали, – и глазом своим котиным – зырк по сторонам.

И еще солдат рассказал, что адвокат Медоусов перед казнью крикнул: «Советский Союз непобедим!» – а полицай Гусев его ударил в живот ногой. Медоусов упал, ему петлю на шею – и потащили.

Город Ржев разделен на четыре района, в каждом районе – свой полицейский участок. Полицаи из местных, из русских, им немцы не доверяют и оружия не дают. Полицаи обходят дома с плетками, поставляют неблагонадежных людей немцам – если подозревают в чем, бьют плеткой, связывают руки и выводят на улицу, а немцы приезжают на машине, забирают в лагерь.

– Ты что, видел, как бьют и руки вяжут?

– Видел, как связанных в лагерь привозят. У ворот из машины выводят и раздевают догола – потом выдают одежу полосатую, у них специальная одежа, чтобы вшей не было.

– А ты, стало быть, в лагере был вольным – ходил где хотел?

– Получается так.

– А может, ты сам полицаем был?

– Нет, я строитель был, у меня диплом инженерный.

Построили лагерь сами пленные, немцы их торопили. Солдат сказал, что бараки не отапливают, бараки имеют только крышу – и люди мрут от холода. Замерзают насмерть. Трупы не зарывают, складывают окоченевшие тела на улице, во дворе лагеря, и когда поленница тел становится высокой, обливают бензином и палят.

– Что ж ты стен не построил?

– Что сказали, то и строил, – и глазом кошачьим вкось смотрит.

– А много народу мрет?

– В день человек тридцать.

Солдат рассказал, что в первые дни в лагерь согнали пятнадцать тысяч. За два месяца умерли три тысячи человек.

– Замерзли, – сказал солдат. – А застрелили, может, человек сто, не больше.

– А кто считал?

– Староста.

– Страшно было? – Жидок спросил.

– Сметут большевиков. Сила идет.

Потом солдат спросил:

– А вы, значит, партизаны?

– Нет.

– Я так и понял, что не партизаны. А кто?

– Мы не партизаны, – засмеялся вор Ранкей, – мы, братишка, воры и убийцы.