– Советолог, кремлинолог, культуролог.
– Это к делу не относится, но я записал.
– Автор девятнадцати монографий.
– Спасибо, записал.
– Продолжаю: Фрумкина, шеф-редактор журнала «Сноб»; Панчиков, предприниматель. Полагаю, слыхали эти имена?
– Да, слыхал.
– Значит, понимаете, кто у вас на подозрении… – заметил Халфин. – Продолжим. Кессонов, председатель совета директоров концерна «Росвооружение».
– Это все?
– Присутствовал сам Базаров, разумеется. Кавалер ордена Почетного легиона.
– Итого пять человек. – Следователь провел черту в блокноте, подсчитал. – Заметили посторонних?
– Кроме нас никого не было.
– Вы там были от семи часов…
– И до полуночи.
– Чем занимались?
– Подписывали письмо!
– Не отвечайте! Он вас провоцирует! – сказал адвокат.
– Так долго ставили подпись?
– Это не механический процесс, уважаемый! – сказала Фрумкина. – Мы обсуждали события, говорили о политике.
– Можете подтвердить, что ни на минуту не покидали помещения галереи?
– Не поддавайтесь на провокации!
– Мы не скажем вам ни слова.
– Возможно, вы не понимаете. Убийство совершил один из вас. Шофер Мухаммед находился в машине. Машина стояла во внутреннем дворе галереи – доступ с улицы закрыт. Пройти во внутренний двор можно только через помещение, в котором находились вы. Мухаммед задушен. Один из вас его убил.
Никто не ответил. Следователь достал из внутреннего кармана пачку бумажек.
Серый человек изменился: теперь выглядел опасным и хитрым, так преображается волк в русских сказках, когда срывает с себя овечью шкуру. Следователь стоял среди чистой публики, поворачивая голову поочередно к каждому гостю, – и всякий гость вздрагивал, видя холодное недоброе лицо.
– Здесь бланки, распишитесь в получении. Это для вас, а это – вам… Вы уведомлены о том, что вам запрещено покидать пределы города. А с понедельника прошу ко мне. У каждого в повестке отмечен час визита… Прошу, – и он протягивал им повестки.
– Разрешите. – К ним приблизился хозяин дома, господин посол. Леон Адольф Леконт шел под руку с мадам Бенуа и, подойдя, заговорил голосом величественным и спокойным: – Напоминаю о том, что вы – мои гости.
– И что? – Серый следователь оскалился на посла, так волки огрызаются на загонщиков.
– Наш дом, – объяснил посол Франции, – рад принимать русских друзей. Рекомендовали включить вас, мсье Щербатов, в лист… предупреждали, что возможны эксцессы.
– Спасибо за приглашение, – сказал серый, – действительно, хотелось всех вместе увидеть.
– Приглашение не дает оснований производить следственные действия на территории Франции, – сказал посол. – Французская Республика таких прав вам не даст.
– У меня письмо к вам, господин посол. – Щербатов протянул конверт.
– Не берите в руки! – вмешался Чичерин.
– Постановление Следственного комитета. Адресовано в посольство Франции, на имя посла.
– В чем дело?
– Постановление о взятии под стражу гражданки Франции Бенуа, проживающей в России, – по подозрению в убийстве.
– Ирен?!
– Следствие располагает данными о том, что гражданка Франции Ирен Бенуа состояла в связи с Мухаммедом Курбаевым, регулярно встречалась с покойным в гостинице «Балчуг». Принимая во внимание дипломатический статус, следствие приняло решение оставить гражданку Бенуа на свободе под личную ответственность господина посла – о чем и сообщается. Процедура дознания будет осуществляться в стандартной форме. Вот повестка для вас, – и серый дал бумажку Ирен.
Ирен Бенуа протянула руку, взяла бумажку. Не произнося ни слова, сняла с плеч платок, скомкала Ямамото; все посмотрели на нее и увидели немолодую женщину, а еще минуту назад возраст был незаметен.
– Ирен! – сказал посол.
– Не надо слов.
– Это – вам, это – вам… – Панчиков свою повестку оттолкнул, а Халфин машинально взял.
Зал молчал. В наступившей тишине Пиганов произнес:
– Это объявление войны.
Подобно иным политикам, Николай Пиганов испытал радость оттого, что есть определенность. Он испытал мрачную радость, сродни той, что охватила Германа фон Эйхгорна, когда в 1914 году генерал-полковник узнал, что на пенсию уйти не придется.
– Что ж, значит, война.
Глава вторая
Барбаросса проснулся
1
Сергей Дешков успокоился только когда началась большая война. Он мысли не допускал, что войны не будет. Его жизнь, как это и положено, была суммой всех жизней его родных – и если сложить общий опыт, ответ выходил один: война.