Красный тайфун

— Война. Чтобы победить, солдат должен быть сильным, быстрым и ловким. Когда и как это началось — не знаю, но в 1942–м на фронте появились те, кого прозвали оборотнями. Они имели нечеловеческую силу и выносливость, ночное зрение, нечувствительность к боли, другие фантастические способности. А добивались этого примением особых препаратов, причем не стимуляторов непосредственно перед боем, а постоянным приемом с полной перестройкой организма. У обычного бойца не было шансов выстоять против такого «берсерка». Вот только многие не выдерживали — разрыв сердца, кровоизлияние в мозг, помрачение рассудка. Я слышала, что на одного подготовленного боевика приходилось до сотни погибших за время обучения. Потому «оборотней» на фронте никогда не было много. И как правило, их использовали в качестве диверсантов — разведчиков в немецком тылу, особенно в лесисто — болотистой местности, тут они были вне конкуренции. И были разные препараты, одни стимулировали мышцы, другие мозг. Кто‑то додумался давать их учёным и инженерам. Результаты были удивительны и ужасны. От одной и той же дозы — кто‑то решал проблемы, казавшиеся неразрешимыми, а кто‑то сходил с ума. В это были вовлечены многие люди и началась утечка препарата как у нас говорят «налево» — в богему, творческим людям. Вы представляете, мистер, какой это соблазн — выпить таблетку и стать гением?!

Самое смешное, что это было правдой! Операция «Зеркало» — когда к тем, кто был, скажем так, политически неблагонадежен, подкатывали не санитары, а те, кому фигурант мог доверять, и предлагали именно это. Лекарство для гениальности, прими, и ты станешь живым классиком, напишешь, сочинишь, шедевр! К чести богемы, соглашались не все — впрочем, их предупреждали, что исход лишь вероятен, может поумнеешь, а возможно и наоборот — но как думаете, откуда сейчас вдруг пошли песни, книги и фильмы, об авторах которых прежде никто и не слышал? И многие принимали «лекарство»… а после оставалось лишь звать санитаров! Конечно, такая акция не могла проводиться на постоянной основе, ну сколько можно надеяться на дураков — но какой‑то слой возмутителей спокойствия удалось снять, и вернуть к обычной жизни. И навсегда испортить им репутацию пророков — ну кто станет всерьез слушать того, кто лечился в психбольнице?

— Соблазн — кивнул американец — но простите, миссис Лазарева, вам какой интерес?

— Вы воевали, мистер? — спрашиваю я — или нет, вы когда‑нибудь занимались спортом? Олимпийские игры, это прекрасно, не разделяю заблуждений Кумбертена, но уважаю то, что он сделал. А теперь представьте состязания не людей, а фармацевтов, кто придумает более действенное зелье, с которым можно пробежать быстрее, поднять больше, прыгнуть или метнуть дальше. Или поединок в боксе, борьбе — когда чемпион не тот, кто лучше, а тот, кто принял что‑то более сильное? Это уже не спорт, мистер, это что‑то совсем другое! Ну а теперь представьте войну — где с обеих сторон сражаются такие уроды? Ради которых, чтобы вырастить одного, загублено в процессе десятки своих людей, молодых и здоровых парней, которым не повезло! Так же будет и с учеными, инженерами — и писателями, художниками. И может быть, по Дарвину, из выживших сверхлюдей возникнет новая раса — а все прочие неудачники вымрут как мамонты. Но я не уверена, что эти, новые — будут людьми, а не чем‑то другим. Мне страшно, мистер, когда я пытаюсь заглянуть в эту бездну! А наверху, я боюсь, кто‑то нашел этот путь перспективным — ведь будь иначе, легко было бы пресечь «утечку» препарата? Ну а если богему, как менее ценную, просто рассматривают, как расходный материал для опытов по выращиванию будущих солдат и инженеров?

— Два вопроса, миссис Лазарева — усмехается американец — у вас есть доказательства вами рассказанного? И что вы хотите от нас?

— Образец препарата сойдет? — спрашиваю я — который, по утверждению изготовителей, улучшает умственные и творческие возможности? Тот самый «эликсир гения», предмет соблазна. Интересно, что у некоторых людей возникало не просто обострение ума, а совершенно необъяснимое чувство провала в иной мир. В прошлое, в будущее, или вообще куда‑то за пределы фантазии — пробывший под действием зелья час, два, рассказывал, что прожил там годы, или даже целую жизнь. Было ли это воображением — не знаю, я не врач. Но если это правда, то всё ещё страшнее. Мистер, я коммунистка и никогда не была в церкви, но сейчас я боюсь. Если мы заключили сделку с дьяволом и открыли врата в ад… лезем туда, где нам категорически не разрешено быть. Держите!

Достаю плотно закупоренный пузырек. И он мгновенно исчезает из моей руки в кармане американца.