Красный телефон

– «В чашу» называется. Просто охреневаю!.. И ты тоже? Ну, вот видишь, а то все жалуешься: нет молодежи, нет молодежи… Давай вместе помогать парню! Ты со своей стороны, мы со своей… Уже помог? Молодец! А что там с Чурменяевым?.. Да понятное дело – мразь: за бейкеровскую горбушку отца родного продаст! Хуже Костожогова какого-нибудь… Вот и давай свои кадры готовить! Устукались!.. Как мои близнецы? Растут. Жена-то различает, а я иной раз путаю. Ну, бывай, на пленуме увидимся…

Сергей Леонидович положил трубку, взялся было за стакан пива, но тут на экране снова возникла какая-то суета в штрафной площадке, и он прибавил звук. Опять раздались рев трибун и захлебывающийся голос диктора. Динамовский нападающий вышел один на один со спартаковским вратарем и въяремил мяч точно ему в пах, так что голкипер скрючился и упал на вытоптанную землю.

– Куда катимся? – вздохнул Сергей Леонидович и выключил звук. – Нам бы с тобой этого Акашина на международный уровень вывести. Там их пощупать! Думаю, можно. Вон, Николай говорит, здорово твой паренек сочинил – оторваться не может. А Горынин – профессионал, зря не скажет…

– Других не держим! – ответил я с тихой гордостью.

– Ну ладно. Давай подумаем, как сделать, чтоб на твоего Акашина идеологический противник внимание обратил. Роман – дело хорошее, но тут ход нужен. Скандальчик! История какая-нибудь с легким запашком, чтоб клюнули… Знаешь, как сомов на тухлых лягушек ловят? А мы прикроем…

– Надо подумать.

– Вот и думай! Голова у тебя хорошая. И я тоже подумаю. На Ирискина у тебя есть выход? От этих ирискиных вся информация на Запад ползет. Враги!

– Поищу! – пообещал я.

– Ищи и звони. Не забывай старого друга!

Я встал.

– Вот черт, совсем заработался, – спохватился Сергей Леонидович. – Ты деньгами, случайно, не богат?

– Не богат, но есть немного.

– Ты уж извини, четвертачок, как обычно! Через неделю отдам…

Я полез в карман.

16. В ожидании Витька

Когда я вернулся домой, Витька еще не было. Я слегка приложился к «амораловке» и сел за пионерское приветствие. Приветствия – мой конек! Сколько я написал их, пожалуй, не сосчитаешь! Не работа – удовольствие. Некоторые специалисты считают, что во всей мировой литературе не более дюжины основных сюжетов, остальное – вариации. Если же говорить о пионерских приветствиях, то существует единственный сюжет, открытый в тридцатые годы. Все остальное – модификации.

Я достал одну из своих предыдущих работ – копии у меня подшиты в специальную папку – и начал перелицовывать. Делается это так. Например, в старом варианте читаем:

Реет над нами победное знамя,
И, словно клятва, доносится клич:
Мы счастливы жить в одно время с вами,
Дорогой Леонид Ильич!

Кстати, это было одно из лучших моих приветствий. Рассказывают, еле переставлявший ноги Брежнев даже заплакал от избытка чувств. В результате я не только получил обещанный гонорар, но еще и бесплатную путевку в Болгарию на Золотые Пески. Там у меня состоялся головокружительный роман с черненькой и сладкой, как лакричный леденец, Снежаной из Тырново. Мы отплывали далеко от берега и любили друг друга в открытом море, захлебываясь счастьем и горько-соленой водой. Пожалуй, лучше мне было только с Анкой… Снежана втрескалась в меня по самое некуда. Она все допытывалась, неужели после всего случившегося мы можем расстаться, а я энергично кивал головой, что у болгар, в отличие от всех других народов, означает: «Нет, никогда!» Она все время спрашивала, люблю ли я ее больше жизни, а я отрицательно качал головой, что по-болгарски, наоборот, означает «да». Неправда, что лучше всего объясняться с женщинами по-французски. Только – по-болгарски!

Но вернемся к приветствию. Понятно, что со времени написания предыдущего жизнерадостного текста политическая ситуация в стране резко изменилась, и приветствие настоятельно требовало принципиальных коррективов, отражающих новую объективную реальность в Отечестве. Подумав, я пересочинил так:

Реет над нами победное знамя,
И, словно клятва, доносится клич:
Мы счастливы жить в одно время с вами,
Дорогой Михаил Сергеевич!

Конечно, не шедевр, но если чтец-декламатор сделает ударение на последнем слоге – «Сергеевич», – сойдет. Работа шла радостно и споро, но впоследствии, когда текст был уже готов и сдан заказчикам, возникли трудности. В частности, с этим четверостишием. И хотя я к тому времени сбежал в Семиюртинск, меня там разыскал – через Сергея Леонидовича – идеолог Журавленко, как раз курировавший это приветствие.

– Не пойдет! – крикнул он сквозь междугородный телефонный треск. – Вы игнорируете новые реалии общественной жизни. И потом, что это еще за «Сергеевич»? А производили впечатление сообразительного человека. Надо переделать!