Красный террор глазами очевидцев

Уже в декабре 1917 г. на территории губернии почти одновременно с районами Царицына и Грозного из войскового состава Кавказского фронта начали формироваться большевистские силы, власти которых было отдано безоружное население губернии, неприемлющее большевизма, как такового, добровольно. Что крестьянское население губернии не склонно было отдаться не за страх, а за совесть в руки воинствующего большевизма, можно заключить хотя бы из эпизода, когда «малая коллегия» большевиков принуждена была окружить помещение мартовского-апрельского съезда советов артиллерией, чтобы добиться от съезда согласия на формирование красной армии. И эта сессия советских съездов, кажется, явилась гранью, вскрывшей для крестьян всю тяготу владычества большевиков.

В некоторых селах, как, например, в Воронцово-Александровском, происходили самые настоящие сражения между крестьянскими совдепами и коммунистическими ячейками, результатом которых являлись многочисленные потери убитыми и ранеными с той и другой стороны. Кое-где начали организовываться партизанские отряды камышанников, доставлявшие много хлопот большевикам.

Разгульное, бесхозяйственное поведение сельских владык-комиссаров не могло не вызывать возмущения у степенных хозяйственных мужиков (а таких в губернии было около 90%) - особенно опыты с хищническим разбазариванием культурных племенных рассадников, в результате своем погубившим в губернии около 500 000 тонкорунных мериносовых овец на Старо-Зармутинской и Удельной степи.

Бессильное перед вооруженной пришлой солдатчиной, коренное крестьянство, стиснув зубы, принуждено было терпеливо ожидать конца этой напасти и жило прорывавшимися слухами о приближении легендарной, призрачной, крестоносной армии, свершающей медленно, шаг за шагом, свой победоносный путь.

Условия, характеризовавшие положение советской власти в Ставропольской губернии, не могли не внушать опасения московским политикам и канцлерам большевизма, и в Ставропольскую губернию были направлены инструктора, на обязанности которых лежало привести губернию в надлежащий вид. Таинственно прибыли и поселились в Ставрополе Коппэ-отец и Коппэ-сын, сорганизовавшие вокруг себя так называемую «малую коллегию», являвшуюся в то же время и штабом красной армии.

Очень характерно, что одним из первых получил приглашение явиться в этот штаб постоянно проживавший в Ставрополе ген. Балк,146 бывший Петербургский градоначальник.

Перепуганный насмерть генерал, к своему удивлению, встретил там совершенно неожиданный предупредительный прием.

- Ваша фамилия, - спросили его.

- Балк!

- Генерал Балк? Пожалуйте, Ваше превосходительство, вне очереди, вас давно ждут.

В кабинете Коппэ-отец предложил ген. Балку занять пост заведующего оперативным отделом красной армии, и генералу пришлось притвориться совершенно утратившим слух, чтобы избежать этого назначения. Вскоре на этот пост был назначен ген. С. И. Руднев,147 впоследствии командовавший отрядом Добровольческой Армии в Дагестане и казненный большевиками в Баку.

Вместе с Коппэ в Ставрополь просочилась значительная группа матросов, приступившая к формированию батальона с универсальным названием: конно-горно-морской.

Но главная работа матросов шла в другой области. В поисках средств на существование матросы, под видом карательных экспедиций, совершали экспроприаторские набеги и неустанно агитировали за необходимость устроить зажиточной буржуазии «генеральный экс». Под влиянием этой агитации совнарком наложил на население города, в лице зажиточных классов, многомиллионную контрибуцию и до ее взноса заключил под стражу 80 заложников.

Но напуганный развитием деятельности конно-горно-морского батальона, составившего для «генерального экса» распределение города по кварталам, совнарком внезапно арестовал главарей матросов и препроводил их в тюрьму для исключительно бдительного содержания под стражей. Одновременно была организована чрезвычайная следственная комиссия с М. Вальяно во главе, приступившая к обследованию деятельности вожаков конно-горно-морского батальона.

Однажды, при обходе мною тюрьмы, я зашел в камеру, где содержались матросы, и задал им обычный вопрос, не имеют ли они просьб, жалоб или заявлений. Матрос Игнатьев, обладавший свирепой наружностью Малюты Скуратова, в свою очередь спросил меня, на каком основании их содержат в тюрьме хуже каторжников, - без права свиданий, каких бы то ни было передач, прогулок и проч.

- За кем они числятся? - спросил я сопровождавшего меня начальника тюрьмы.

- За чрезвычайной следственной комиссией Совета народных комиссаров.

- Видите, ваш режим не от меня зависит, - сказал я и спросил: - Нет ли еще каких вопросов?

- Спросить, что ли? - обратился Игнатьев к товарищам. - Господин прокурор, у нас сомнение: отменена или не отменена смертная казнь.

Я разъяснил, что на фронте смертная казнь восстановлена, а в тылу при Временном Правительстве не применялась. Но это при Временном Правительстве, - оговорился я.

- Все равно. Значит, нас зря пугают.