Красный террор глазами очевидцев

Я и сейчас еще не могу прийти в себя от всего виденного мною сегодня. Когда я возвращалась домой вдоль Schuetzengarten'а, то встретила со стороны Вейдендамма толпу детей и женщин под конвоем, направляющуюся в сторону Двины. Взрослых было сравнительно не так много, все больше дети различных возрастов. Старшие вели младших за руку; но что в этой толпе детей поражало, это беспримерное спокойствие этих маленьких арестованных. Старшие шли с серьезными сосредоточенными лицами, изредка наклоняясь к младшим, чтоб ответить на заданный вопрос или подбодрить утомившегося малыша. На улице все были возмущены видом этого потрясающего зрелища. Чернь выражала громко свой протест. Слышались возгласы: поскорей бы уже пришли «они», а то житья нет от этих проклятых, только народ морят! Невольно вспомнилась мне другая картина, с каким восторгом тогда этот самый народ встречал вступление в город большевиков! Да, картина совершенно изменилась; теперь их встречают молча и провожают глазами, полными ненависти и затаенной злобы. — Не оправдали себя большевики, даже в глазах черни… Когда толпа арестованных детей заворачивала за угол сада, передо мной на одну минуту мелькнула сестринская белая косынка и знакомая фигура. — Дэзи! но нет, каким образом могла она попасть в эту толпу?! Но раз зародившаяся мысль не давала мне больше покою, и я быстро направилась в клинику, чтобы лично убедиться, что она там. В клинике ничего не могли сказать, кроме того, что Д. ушла по поручению одной больной и еще не возвращалась. После обеда, когда я собиралась опять пойти в клинику, раздался звонок, и в столовую вошла сама Дэзи. Она рассказала нам обо всем случившемся. Утром она, по поручению больной, пошла к ней на квартиру, чтобы привести детей к матери, которую день перед этим оперировали. Не застав бабушки детей, она с помощью бонны одела их и, выйдя с ними на лестницу, столкнулась с солдатами, которые приказали ей остановиться и ждать, ввиду того что в доме идут обыски и аресты. В ожидании дальнейших событий она присела с детьми на ступеньках, приблизительно через полчаса показались из всех квартир женщины и дети в сопровождении вооруженных солдат. Вся процессия двинулась по лестнице вниз; им было тоже приказано следовать за другими. Во дворе стояла уже толпа арестованных, готовая к отводу, к ней присоединилась и она. Раздалась команда, и толпа двинулась вперед. Ей ничего не оставалось, как взять малышей за руки и следовать за другими. Дорогой она спросила рядом с ней идущего солдата, куда их ведут. «Не знаю, сестрица, должно быть, в тюрьму». — «За что же?» — «А кто их знает, нам неизвестно». Дэзи стала ему рассказывать, как она попала и что мать детей лежит после операции и ждет их теперь к себе… Солдат хмуро молчал. Когда подходили к зданию тюрьмы, открылись ворота и арестованных повели внутрь. Солдат вдруг нагнулся к ней и шепнул: «Уходи, сестрица, с детьми». Сначала она хотела следовать за другими, но мысль об ожидающей своих детей больной изменили ее первое чувство, и она скользнула с детьми в сторону. Сегодняшний арест детей был будто бы ответом большевиков на присланную будто-то телеграмму немцев о том, что они будут беспощадны к семьям большевиков. Каждому, конечно, было ясно, что это была провокация со стороны большевиков, предлог для новых зверств! Из одной уже только боязни за своих близких в Риге не прислали бы они такой вызывающей телеграммы.

5 марта.

По-видимому, происходит нечто серьезное на фронте. Большевики проявляют большую деятельность в городе. Вышел строгий приказ позже шести не показываться на улице. Часть арестованных эвакуирована в Двинск. Целые обозы с вещами ограбленных и опустошенных квартир тянутся по направлению к товарной станции.

9 марта.

Ночью слышна была канонада; где бы это могло быть? Я встала, открыла окно и, присев на подоконник, с удовольствием вдыхала свежий морозный воздух ночи, прислушиваясь к отдаленным выстрелам. От времени до времени слышен шум несущегося по улице автомобиля-грузовика; там дальше свист локомотива и шум поездов. В морозном воздухе каждый звук отчетливо слышен. Сегодня, по-видимому, деятельная ночь у большевиков, — это всегда в связи с событиями на фронте — и критический момент для жителей Риги.

10 марта.

Моя больная уже немного встает. Скоро моя задача будет оконченной здесь. Эти дни пушечная стрельба почти беспрерывна; особенно хорошо слышна под утро. В городе тоже царит большое оживление. Прибывают всё свежие части. Я видела, как они шли с вокзала. Публика всё довольно разношерстная. Вечером Д. зашла сообщить, что их клиника взята под красноармейский лазарет. Всех больных выселили; привезено много раненых с фронта. Д. оставила тоже клинику, хочет неделю отдохнуть. Рижские дома пустеют не по дням, а по часам; всё, что возможно, увозится из города.

12 марта.