«Из камеры в камеру переходил Саенко со своими сподвижниками и по списку вызывал обреченных; уже в дальние камеры доносился крик коменданта: „выходи, собирай вещи“. Без возражений, без понуждения, машинально вставали и один за другим плелись измученным телом и душой смертники к выходу из камер к ступеням смерти». На месте казни «у края вырытой могилы, люди в одном белье или совсем нагие были поставлены на колени; по очереди к казнимым подходили Саенко, Эдуард, Бондаренко, методично производили в затылок выстрел, черепа дробились на куски, кровь и мозг разметывались вокруг, а тело падало бесшумно на еще теплые тела убиенных. Казни длились более трех часов…» Казнили более 50 человек. Утром весть о расстреле облетела город, и родные и близкие собрались на Чайковскую; «внезапно открылись двери комендатуры и оттуда по мостику направились два плохо одетых мужчины, за ними следом шли с револьверами Саенко и Остапенко. Едва передние перешли на другую сторону рва, как раздались два выстрела и неизвестные рухнули в вырытую у стены тюрьмы яму». Толпу Саенко велел разогнать прикладами, а сам при этом кричал: «не бойтесь, не бойтесь, Саенко доведет красный террор до конца, всех расстреляет». И тот же эвакуированный «счастливец» в своем описании переезда из Харькова к Москве опять подтверждает все данные, собранные комиссией о Саенко, который заведовал перевозкой и но дороге многих из них расстрелял. (Этот свидетель — небезызвестный левый с.-р. Карелин). «Легенды, ходившие про него в Харькове, не расходились с действительностью. При нас в Харьковской тюрьме он застрелил больного на носилках». «При нашем товарище, рассказывавшем потом этот случай, Саенко в камере заколол кинжалом одного заключенного. Когда из порученной его попечению партии заключенных бежал один, Саенко при всех застрелил первого попавшего — в качестве искупительной жертвы». «Человек с мутным взглядом воспаленных глаз, он, очевидно, все время был под действием кокаина и морфия. В этом состоянии он еще ярче проявлял черты садизма».[258]
Нечто еще более кошмарное рассказывает о Киеве Нилостонский в своей книге «Кровавое похмелье большевизма», составленной, как мы говорили уже, главным образом, на основании данных комиссии Рерберга, которая производила свои расследования немедленно после занятия Киева Добровольческой армией в августе 1919 г.
«В большинстве чрезвычаек большевикам удалось убить заключенных накануне вечером (перед своим уходом). Во время этой человеческой кровавой бани, в ночь на 28 августа 1919 г. на одной бойне губернской чрезвычайки, на Садовой № 5 убито 127 человек. Вследствие большой спешки около 100 чел. были просто пристрелены в саду губернской чрезвычайки, около 70-ти, — в уездной чрезвычайке на Елисаветинской, приблизительно столько же — в „китайской“ чрезвычайке; 51 железнодорожник в железнодорожной чрезвычайке и еще некоторое количество в других многочисленных чрезвычайках Киева…»
Сделано это было, во первых, из мести за победоносное наступление Добровольческой армии, во вторых, из нежелания везти арестованных с собой.
В некоторых других чрезвычайках, откуда большевики слишком поспешно бежали, мы нашли живых заключенных, но в каком состоянии! Это были настоящие мертвецы, еле двигавшиеся и смотревшие на вас неподвижным, непонимающим взором (9).
Далее Нилостонский описывает внешний вид одной из Киевских человеческих «боен» (автор утверждает, что они официально даже назывались «бойнями») в момент ознакомления с ней комиссии.
«… Весь цементный пол большого гаража (дело идет о „бойне“ губернской Ч.К.) был залит уже не бежавшей вследствие жары, а стоявшей на несколько дюймов кровью, смешанной в ужасающую массу с мозгом, черепными костями, клочьями волос и другими человеческими остатками. Все стены были забрызганы кровью, на них рядом с тысячами дыр от пуль налипли частицы мозга и куски головной кожи. Из середины гаража в соседнее помещение, где был подземный сток, вел желоб в четверть метра ширины и глубины и приблизительно в 10 метров длины. Этот желоб был на всем протяжении до верху наполнен кровью… Рядом с этим местом ужасов в саду того же дома лежали наспех поверхностно зарытые 127 трупов последней бойни… Тут нам особенно бросилось в глаза, что у всех трупов размозжены черепа, у многих даже совсем расплющены головы. Вероятно они были убиты посредством размозжения головы каким-нибудь блоком. Некоторые были совсем без головы, но головы не отрубались, а… отрывались… Опознать можно было только немногих по особым приметам, как-то: золотым зубам, которые „большевики“ в данном случае не успели вырвать. Все трупы были совсем голы.