'Красный террор' в Россiи 1918 - 1923

С нeкоторым моральным облегченiем мы должны подчеркнуть, что всe без исключенiя рабочiе анатомическаго театра в Одессe, куда нерeдко привозили трупы разстрeленных из Ч. К., свидeтельствуют об отсутствiи каких-либо внeшних признаков истязанiй. Но сам по себe этот факт ничего не говорит о невозможности истязанiй. Пытали, конечно, относительно немногих, и вряд ли трупы этих немногих могли попасть в анатомическiй театр.

Многое разсказанное свидeтелями в показанiях, данных Деникинской Комиссiи, подтверждается из источников как бы из другого лагеря, лагеря враждебнаго бeлой армiи. Возьмем хотя бы Харьков и подвиги Саенко. Лeвый соц.-рев., заключенный в то время в тюрьму, разсказывает:30 "По мeрe приближенiя Деникина, все больше увеличивалась кровожадная истерика чрезвычайки. Она в это время выдвинула своего героя. Этим героем был знаменитый в Харьковe комендант чрезвычайки Саенко. Он был, в сущности мелкой сошкой -- комендантом Чека, но в эти дни паники жизнь заключенных в Ч. К. и в тюрьмe находилась почти исключительно в его власти. Каждый день к вечеру прieзжал к тюрьмe его автомобиль, каждый день хватали нeсколько {194} человeк и увозили. Обыкновенно всeх приговоренных Саенко разстрeливал собственноручно. Одного, лежавшаго в тифу приговореннаго, он застрeлил на тюремном дворe. Маленькаго роста, с блестящими бeлками и подергивающимся лицом маньяка бeгал Саенко по тюрьмe с маузером со взведенным курком в дрожащей рукe. Раньше он прieзжал за приговоренными. В послeднiе два дня он сам выбирал свои жертвы среди арестованных, прогоняя их по двору своей шашкой, ударяя плашмя.

В послeднiй день нашего пребыванiя в Харьковской тюрьмe звуки залпов и одиночных выстрeлов оглашали притихшую тюрьму. И так весь день. В этот день было разстрeлено 120 человeк на заднем дворикe нашей тюрьмы". Таков разсказ одного из эвакуированных. Это были лишь отдeльные "счастливцы" -- всего 20 -- 30 человeк. И там же его товарищ описывает эту жуткую сортировку перед сдачей города "в теченiе трех кошмарных часов".31 "Мы ждали в конторe и наблюдали кошмарное зрeлище, как торопливо вершился суд над заключенными. Из кабинета, прилегающаго к конторe, выбeгал хлыщеватый молодой человeк, выкрикивал фамилiю и конвой отправлялся в указанную камеру. Воображенiе рисовало жуткую картину. В десятках камер лежат на убогих койках живые люди".

"И в ночной тиши, прорeзываемой звуками канонады под городом и отдeльными револьверными выстрeлами на дворe тюрьмы, в мерзком закоулкe, гдe падает один убитый за другим -- в ночной тиши двухтысячное населенiе тюрьмы мечется в страшном ожиданiи.

Раскроются двери корридора, прозвучат тяжелые шаги, удар прикладов в пол, звон замка. Кто-то свeтит фонарем и корявым пальцем ищет в спискe фамилiю. И люди, лежащiе на койках, бьются в судорожном припадкe, охватившем мозг и сердце. {195} "Не меня ли?" Затeм фамилiя названа. У остальных отливает медленно, медленно от сердца, оно стучит ровнeе: "Не меня, не сейчас!"

Названный торопливо одeвается, не слушаются одервянeвшiе пальцы. A конвойный торопит.

-- "Скорeе поворачивайся, некогда теперь"... Сколько провели таких за 3 часа. Трудно сказать. Знаю, что много прошло этих полумертвых с потухшими глазами. "Суд" продолжался недолго... Да и какой это был суд: предсeдатель трибунала или секретарь -- хлыщеватый фенчмен -- заглядывали в список, бросали: "уведите". И человeка уводили в другую дверь".

В "Матерiалах" Деникинской комиссiи мы находим яркiя, полныя ужаса сцены этой систематической разгрузки тюрем. "В первом часу ночи на 9-го iюня заключенные лагеря на Чайковской проснулись от выстрeлов. Никто не спал, прислушиваясь к ним, к топоту караульных по корридорам, к щелканiю замков и к тяжелой тянущейся поступи выводимых из камер смертников".