Красный циркуляр

Ответ прост: боль утраты Сергея была настолько велика, что я не мог позволить себе проявлять чувства. После того как Сергея убили, я заставил себя запереть их на ключ, а когда они прорывались, я подавлял их быстро и безжалостно. Но любой психотерапевт скажет: боль не исчезнет, как ее ни подавляй. Рано или поздно она вырвется наружу, и чем больше ее заглушать, тем драматичнее будет выплеск.

В моем случае плотину прорвало в октябре 2010 года, спустя почти год после смерти Сергея. Я помогал двум голландским документалистам связаться с теми, кто знал Сергея. Их фильм строился из рассказов отдельных людей, и они подолгу беседовали со всеми нами.

Премьера картины была намечена на шестнадцатое ноября — первую годовщину гибели Сергея. Показ должен был состояться в восьми парламентах мира. По мере приближения этой даты я начал сильно волноваться: что, если фильм не возьмет планку столь представительного проката? Я боялся, что из-за спешки, в которой создавалась картина, могло пострадать качество, и выйдет больше вреда, чем пользы.

Чтобы успокоить меня и развеять опасения, съемочная группа пригласила нас с Вадимом в октябре в Нидерланды на просмотр предварительного монтажа фильма.

Мы приехали в деревушку Остербек, в часе езды на юго-восток от Амстердама, домой к Гансу Германсу — одному из создателей фильма. Перед показом картины мы собрались на небольшой кухне, где он угостил нас традиционными закусками с сыром эдам и селедкой, а после, когда мы удобно устроились в гостиной на подушках на полу, Мартин Маат, сопродюсер фильма, включил проектор.

Смотреть фильм «Сергей Магнитский: справедливость, закон, судьба» было непросто. В нем не было ничего нового для меня, но история Сергея представала в совершенно ином свете. Это был рассказ не только о тяжких испытаниях, которые выпали на его долю, но и о повседневной жизни до ареста: об отеческой заботе о сыновьях, о любви к литературе, о радости, которую дарила ему музыка Моцарта и Бетховена.

Видеть эти подробности для меня было более горестно, чем детали пережитого им в заключении. Пронзительно щемящим был финал: родная тетя Сергея, Татьяна Николаевна, рассказывала, как недавно проведывала его могилу. Покинув кладбище, она заметила пожилую женщину, продававшую у станции метро полевые цветы. «Она была такая грустная, стояла в уголочке, — вспоминает Татьяна Николаевна. — Я прошла мимо, потом вернулась, только потому, что знаю — Сережа не прошел бы мимо. И я купила у нее этот букетик цветов, потому что вспомнила: как-то раз, когда мы все вместе с ним и его мамой шли по улице, то вот такая бабулька стояла и торговала какими-то полиэтиленовыми сумками. Сергей подошел к ней, и та спрашивает: „Какую вам сумку?“, а он отвечает: „Ту, которая у вас хуже всего продается“…»

Это были почти последние слова в фильме, но не последняя сцена и не финальный мотив. Словно подчеркивая главную мысль этого фильма, изображение бледнеет, а мелодичный звук гитары и кларнета нарастает, и мы видим Сергея на фрагментах старых домашних видеозаписей: вот он произносит тост за летний сбор всей семьи; любуется водопадом в отпуске; стоит в дверях квартиры, занимая гостей; обедает в кафе с лучшим другом, шутит, смеется и показывает на камеру. На этих записях он жив — и таким навсегда останется в сердцах и воспоминаниях любящих его людей.

До этого момента я держался изо всех сил, боясь представить, что будет, если дать волю чувствам. Теперь же, в Остербеке, я не выдержал и сдался — слезы безостановочно текли сами собой. Было ужасно неловко, но в то же время глубоко затаившаяся и наконец прорвавшаяся боль принесла облегчение. Ганс, Мартин и Вадим молча сидели рядом, сдерживая собственные слезы, не зная, что делать.

Через некоторое время ко мне вернулась способность говорить. Утирая слезы, я тихо произнес:

— Можно еще раз посмотреть?

— Конечно, — ответил Ганс.

И мы вновь смотрели этот фильм. Я снова плакал, и именно тогда начался долгий путь к восстановлению.

Говорят, переживая горе, человек проходит пять стадий, и принятие боли — самая важная из них. Может, и так, но принять то, что человека убили, а убийцы остаются безнаказанными и богатеют своим преступным промыслом, гораздо сложнее.

Главным делом, приносившим мне некоторое утешение, была и остается неустанная борьба за справедливость. Каждый небольшой прорыв — будь то голосование в парламенте, репортаж в газете, замораживание активов или новые расследования об украденных деньгах — приносит мне пусть и слабое, но облегчение.